— воскликнул тот. Конрад пожал плечами. Он давно заметил, что большинство часов на площади были с синими или желтыми циферблатами. Следовательно, площадь была цитаделью главных государственных учреждений. Отсюда шло все управление.— Это была хорошо организованная жизнь, куда лучше теперешней нашей,— неожиданно заключил Конрад, которого больше интересовало то, что он видел вокруг, а не рассуждения Стэйси. — Лучше иметь право пользоваться телефоном один час в день, чем вовсе не иметь такого права. Когда в стране чего-то не хватает, всегда вводится нормирование. Разве не так?— Но это была жизнь, когда не хватало практически всего. Тебе не кажется, что есть предел, после которого уже нельзя говорить о достоинстве человека! Конрад рад хмыкнул.— В том, что я вижу вокруг, достоинства хоть отбавляй. Эти дома простоят еще тысячу лет. Сравните, как, например, живет мой отец. И вообще, вдумайтесь в красоту всей этой системы, точной, как часовой механизм.— Вот именно, механизм, — мрачно изрек Стэйси. — Здесь так и лезет в голову сравнение с винтиками машины. Ежемесячно Ведомство Контроля составляло регламент жизни своих сограждан, публиковало его в прессе, высылало каждому на дом. Поскольку Конрад продолжал смотреть по сторонам, Стэйси повысил голос.— В конце концов терпение лопнуло, произошел взрыв. Знаменательно, что в индустриальном обществе каждые сто лет происходят социальные революции, возглавляемые прогрессивной социальной силой. В XVIII веке это был городской пролетариат, в XIX-м — ремесленники, в последней революции эту роль взяли на себя «белые воротнички». Маленький конторский клерк, живущий в современной малогабаритной квартире, фактически кредитовал экономическую систему, которая лишила его всякой личной свободы и свободы волеизъявления… — он внезапно умолк. — В чем дело, Конрад? Конрад напряженно вглядывался в одну из боковых улиц. После некоторого замешательства он почти небрежно спросил:— Как приводились в действие все эти часы? С помощью электричества?— В большинстве случаев, да. Но некоторые из них имели механический завод. А что?— Я подумал… как же обеспечивался непрерывный ход всех этих часов? — Конрад отстал и плелся уже позади Стэйси, то и дело поглядывая то на свои часы, то куда-то налево. Там, в одной из боковых улочек на домах было особенно много, не менее трех десятков, часов. Они были такие же, как и те, что он видел здесь повсюду, лишь с одним отличием. Одни из них шли. Часы висели в центре портика из темного стекла в правом углу одного из зданий, и на их синем выцветшем циферблате стрелки показывали ровно 15:15, столько же, сколько было на часах Конрада. Он собирался было окликнуть Стэйси и сказать ему об этом странном совпадении, но в это мгновение минутная стрелка на циферблате дрогнула и передвинулась еще на одно деление. Сомнений не было, кто-то завел часы. Даже если предположить, что чудом не севшие батарейки продолжали питать ходовой механизм все эти тридцать семь лет, то как объяснить поразительную точность часов? Идущий впереди Стэйси продолжал свой рассказ:— У каждой революции есть свои символы угнетения… Часы остались позади. Нагнувшись, чтобы завязать шнурок, Конрад краем глаза взглянул на них — минутная стрелка передвинулась еще на одно деление и ее горизонтальное положение было уже нарушено. Часы шли. Он вслед за Стэйси направился к машине, уже почти не слушая, что тот говорит. Но не дойдя до нее шагов десять, Конрад вдруг круто свернул и в несколько прыжков пересек улицу, устремившись к ближайшему небоскребу.— Ньюмен? — услышал он крик Стэйси. — Вернись! Но он уже был на противоположном тротуаре и бежал между бетонными колоннами дома к стеклянной шахте лифта. На секунду он оглянулся и увидел, как Стэйси торопливо садится в машину. Послышалось урчание заводимого мотора, затем его ровный гул, но Конрад уже обогнул здание, вбежал в переулок и из него в боковую улицу. Он услышал, как набирает обороты мотор, громко хлопнула дверца и Стэйси дал полный газ. Едва Конрад успел свернуть в боковую улицу, как догонявшая его машина была уже в тридцати футах от него. Стэйси вырулил на тротуар и ехал прямо на беглеца, то резко тормозя, то отчаянно сигналя, стараясь напугать юношу. Машина была уже рядом и чуть не задела Конрада краем капота, но он отскочил и, увидев перед собой узкую лестницу между домами, ведущую на первые этажи, в несколько прыжков одолел ее и очутился на площадке перед высокими стеклянными дверями. За ними были длинный, идущий по фасаду балкон и пожарная лестница на верхние этажи. Она заканчивалась, как он убедился, где-то на пятом этаже у открытой террасы кафетерия, соединяющей этот дом о соседним. Он слышал бегущие шаги Стэйси. Стеклянная дверь оказалась запертой, и он, сняв со стены огнетушитель, ударил им в среднее стекло. На плитки пола и ступени лестницы со звоном посыпались осколки, Конрад выбрался на балкон, добежал до лестницы и стал быстро взбираться по ней. Лишь с высоты третьего этажа он, наконец, решился глянуть вниз и увидел запрокинутое лицо глядевшего на него Стэйси. Быстро захватывая руками перекладины, Конрад взбирался до тех пор, пока не достиг террасы кафетерия. Здесь в беспорядке валялись опрокинутые столики и стулья, обломки канцелярских столов, видимо, сброшенных с верхних этажей. Двери, ведущие в помещение, оказавшееся задом ресторана, были широко распахнуты, на полу — огромная лужа дождевой воды. Перебравшись через нее, Конрад приблизился к окну и сквозь остатки высохших листьев каких-то вечнозеленых растений попытался посмотреть на улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11