Он выкладывал жучков в три ряда по краю миски, и часто их там оказывалось больше сотни. «Долгоносиков не выбрасывай, ешь их — велел ему доктор Рэнсом, и он делал, как сказано, хотя все остальные просто смывали их, когда шли мыть посуду. В жучках был протеин — факт, который отчего-то расстроил мистера Макстеда, когда Джим поделился с ним этой информацией.
Насчитав восемьдесят семь долгоносиков — Джим уже успел вычислить, что их число сокращалось медленнее, чем сами порции, — он снова перемешал их с дробленкой, кормовой пшеницей из Северного Китая, и мигом проглотил свои шесть ложек. Потом решил передохнуть и подождать, пока миссис Винсент начнет есть свою картофелину.
— Может быть, дашь нам поесть спокойно, а, Джим? — спросил мистер Винсент. Бывший брокер и жокей-любитель, он сидел на койке возле больного сына и росточком был не выше Джима. Черноволосый, с морщинистым, похожим на выжатый лимон лицом, он чем-то напоминал Бейси; однако мистер Винсент так и не смог по-настоящему прижиться в Лунхуа. — Когда война кончится, ты, наверное, будешь скучать по лагерю, да, Джим? Вот бы взглянуть на тебя, когда ты пойдешь в нормальную английскую школу.
— Зрелище, наверно, будет довольно странное, — признал Джим, отправляя в рот последнего долгоносика. Он очень трепетно относился к своей вконец изношенной одежде и ко всему, что могло помочь выжить. Он начисто вытер миску пальцем, и на память ему пришла любимая фраза Бейси.
— Все равно, мистер Винсент, лучшая школа на свете — это школа жизни.
Миссис Винсент опустила ложку.
— Джим, можно мы доедим обед? Мы уже слышали твое мнение относительно школы жизни.
— Да, конечно. Но жучков вам все равно лучше бы съесть, миссис Винсент.
— Знаю, Джим. Доктор Рэнсом тебе так сказал.
— Он сказал, что нам не хватает протеина.
— Доктор Рэнсом совершенно прав. Нам всем не помешало бы есть жучков.
Разговор вроде бы начал клеиться, и Джим, не желая упускать такую возможность, задал вопрос:
— Миссис Винсент, а вы верите в витамины?
Миссис Винсент уставилась в тарелку. И сказала с совершенно неподдельным отчаянием:
— Странный ребенок…
Джима, однако, такого рода отпор нимало не смущал. Все в этой ушедшей в себя женщине с жидкими светлыми волосами влекло его, казалось загадочным, хотя по большому счету он ни на грош ей не доверял. Полгода тому назад, когда доктор Рэнсом диагностировал у Джима воспаление легких, она даже и не пыталась делать вид, что ей до Джима есть дело, и доктору Рэнсому пришлось самому наведываться каждый день, обмывать Джима и убирать за ним. Но вот вчера вечером она вдруг ни с того ни с сего помогла ему с домашним заданием по латыни, сухо и четко объяснив разницу между герундием и герундивом.
Джим дождался своего: она, наконец, взялась за картофелину. Убедившись, что из четырех попавших в комнату сладких картофелин его собственная крупнее всех, и решив ничего не оставлять спрятанной под койкой черепахе, он прокусил кожицу и мигом заглотил теплую мякоть. Когда исчез последний кусочек, он откинулся на кровать и задернул занавеску. Оставшись в одиночестве — Винсенты, пусть даже до них сейчас было всего несколько футов, могли с таким же успехом обретаться на другой планете, — Джим начал распределять по порядку все оставшиеся на сегодня дела. Во-первых, нужно было вынести из комнаты вторую картофелину. Потом домашнее задание по латыни, для доктора Рэнсома, потом несколько поручений от Бейси и рядового Кимуры и вечерний авианалет — в общем и целом есть чем занять время до вечерней поверки, после которой можно будет пошататься по коридорам блока G с коробкой шахматных фигур в надежде, что кто-нибудь захочет сгонять партию-другую перед сном.
Держа в руке «Латинский для начинающих» Кеннеди, Джим вышел из своего угла. Картофелина оттопыривала карман брюк, но в последние несколько месяцев одного только присутствия миссис Винсент было достаточно для того, чтобы у Джима возникла самопроизвольная эрекция, и теперь он надеялся, что Винсенты именно в этом смысле выпуклость у него ниже пояса и истолкуют.
Ложка мистера Винсента застыла на полпути: он смотрел на брюки Джима, и выражение у него на лице было — мрачнее не придумаешь. Взгляд миссис Винсент был, как обычно, ровным и ничего не выражающим, и Джим, как мог боком, постарался поскорее выскользнуть из комнаты. Как всегда, избавление от Винсентов резко подняло ему настроение; он проскакал по коридору, мимо аварийного выхода, к наружной двери, и перепрыгнул через скорчившихся на лестнице малышей. Теплый воздух рванул с плеч и без того расползающуюся на клочки рубашку, а он — он с головой нырнул в знакомый и вселяющий уверенность в будущем мир лагеря.
23
Воздушный налет
Джим не сразу отправился в больничку: по дороге он зашел в развалины бывшего актового зала и сел за латынь. С балкона в верхнем ярусе он мог не только приглядывать за фазаньими силками за оградой, но и наблюдать за тем, что происходило на аэродроме Лунхуа. Лестничный пролет был частично завален кусками упавшей крыши, но Джим протиснулся в привычную щель, давно уже отполированную телами и одеждой лагерных детей. Он взобрался по лестнице и расположился на бетонной ступеньке, на которой раньше держался первый ряд балкона.
Устроив на коленях учебник, Джим не спеша приступил ко второй картофелине. Внизу, где раньше полукругом выступала в зал авансцена, теперь громоздилась мешанина из бетонных обломков и стальных балок, но расстилавшийся вокруг пейзаж был сам по себе весьма похож на те, которые обычно показывают в кино. К северу высились многоэтажки Французской Концессии, отражаясь фасадами в затопленных рисовых полях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118