За спиной у полуголого появился китайский кули с бамбуковой палкой в руке: ему явно не терпелось поскорее добраться до сваленных в кузове богатств.
По обе стороны дренажной выемки вниз по скатам дамб шли вооруженные люди во главе с бородатым европейцем в кожаной летной куртке. Банда наполовину состояла из китайцев, частью обычных кули с бамбуковыми палками, частью одетых в гоминьдановские или коллаборационистские мундиры: эти все были при портупеях и винтовках. Остальные были европейцы или американцы, в самой разнообразной одежде, обвешанные патронташами, пулеметными лентами и форменными портупеями с подсумками для патронов, какие носили в шанхайской полиции, и все это поверх кителей китайского образца. Большинство пребывало в самой что ни на есть плачевной физической форме, из чего Джим сделал вывод, что все это — бывшие заключенные.
Кули поднял палку. Джим втянул носом кровь и проглотил горячий комок мокроты.
— Я иду в лагерь Лунхуа… Я британский заключенный… — Он указал рукой на юго-запад. Из-за разбитого носа голос у него вдруг зазвучал неожиданными басовитыми нотами, как если бы тело вдруг принялось бешеными темпами взрослеть, стремясь использовать оставшиеся от жизни несколько секунд. — Лагерь Лунхуа…
Не обращая на него внимания, вооруженные люди расселись по склонам дамб и закурили. Мимо грузовика прошел европеец в летной куртке. Кули подобрал брошенный Таллохом окурок и жадно затянулся. Все то и дело поглядывали на небо и на пустынную дорогу за стадионом. Они принесли с собой неторопливое, пустое время концентрационного лагеря. У них были худые бесцветные лица, и оттого казалось, что они выбрались из какого-то неведомого и глубокого подземного логова.
— Лунхуа… — повторил Джим. Кули с дубинкой по-прежнему, не отрываясь, смотрел на него. Джим знал, что по малейшему сигналу он сделает шаг вперед и размозжит ему голову. Голый по пояс китаец, который ударил Джима, осматривал грузовик, особенно его заинтересовали задние колеса. Пытаясь хоть как-то привлечь внимание европейцев, Джим вытянул руку в сторону стадиона Лунхуа. — «Линкольн-зефиры» — в Наньдао. «Бьюики», белые «кадиллаки»…
— Это кто тут рассуждает о «кадиллаках»?» — К грузовику, с винтовкой через плечо, подошел маленький седоволосый американец с неуловимо женственными манерами. На его слова никто не обратил внимания, и он прикурил сигарету, чтобы хоть как-то сгладить явное пренебрежение публики к собственной персоне. Язычок пламени подсветил его напудренные щеки, на секунду выхватив, как лучом юпитера, знакомые настороженные глаза со взглядом одновременно цепким и уклончивым.
— Бейси! — Джим вытер текущую из носа кровь. — Это я, Бейси — Джим! Шанхай-Джим!
Бывший стюард уставился на Джима. Немного подумав, он холодно кивнул головой, так, словно признал этого четырнадцатилетнего мальчика, но смысла в этом знакомстве больше не видел. Он пробежался глазами по коробкам с НЗ и попробовал на ощупь парашютный шелк. И отступил в сторону, чтобы кули, размахиваясь палкой, случайно его не задел.
— Бейси! — Джим подобрал с пола рассыпавшиеся журналы и пальцами счистил с обложек налипшую кровь. Он вытянул их перед собой; голый по пояс китаец с пистолетом на поясе злобно вскинул на него глаза. — Журнал «Лайф», Бейси, «Ридерз дайджест»! Я привез тебе самые свежие номера… Бейси, я выучил тысячу новых слов — Белзен, фон Рундштедт, Джи-Ай Джо…
39
Бандиты
Машина шла по берегу заполненной нефтью лагуны, мимо ржавого остова выброшенного на берег торпедного катера. Джим, зажатый на заднем сиденье «бьюика» между Бейси и бородатым французом, сидел и смотрел, как из-под колес машины веером летят брызги. Яркие радуги раскрывались как павлиньи хвосты, превращая далекие офис-билдинги деловой части Шанхая в башни из волшебной сказки. Тот же кричаще-яркий свет одел и торпедный катер, и лежащие на мелководье едва заметные в прибое тела мертвых японцев.
Джим попытался оглянуться через плечо на уходящие вдаль очертания Шанхая, но из-за ушиба на шее и затылке вертеть головой было больно.
— Эй, парень, — француз ударил Джима по руке стволом зажатого между колен карабина, — а ну-ка угомонись. А то еще раз нос расшибу…
— Джим, тут и так места мало. Давай-ка лучше посидим с тобой спокойно и поучим новые слова. — Бейси приобнял его за плечи. — Или почитай лучше «дайджест», чтобы не уснуть.
— Ты прав, Бейси. Я постараюсь не уснуть.
Джим знал, что спать ни в коем случае нельзя. Он уперся ногами в лежащие на полу салона патронные ящики и щипал себя за губы до тех пор, пока в глазах не прояснилось. Рядом с французом, возле правой пассажирской дверцы, сидел тот самый кули, который чуть было не убил Джима, перед тем как вмешался Бейси. На переднем сиденье, рядом с китайцем-водителем, были двое австралийцев из лагеря Сиккавэй.
В заляпанный грязью «бьюик» их втиснулось семеро. На стеклах до сих пор красовались эмблемы и наклейки из рисовой бумаги с лозунгами того генерала-коллаборациониста, чьей штабной машиной «бьюик» проработал всю войну. На сиденьях — пятна от высохшей блевоты и от крови: Джима и раненых бандитов. Кроме бамбуковых палок и стрелкового оружия, машина была чуть не доверху набита ящиками с патронами, коробками американских сигарет, глиняными кувшинами с рисовым вином и пивными бутылками, в которые мужчины почти непрерывно мочились все то время, пока они неслись по проселочным дорогам к юго-западу от Шанхая.
Они остановились, и у колес «бьюика» водоворотами закрутилась подернутая нефтяной пленкой вода лагуны. Впереди был японский грузовик, на котором ехала еще примерно дюжина бандитов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118