Могу предложить вам большой прохладный бак и сколько угодно хлора.
– Будьте осторожны, – предупредила она. – Я могу согласиться. Почему бы нам не настроить еще несколько растений, раз уж мы принялись за это дело?
– Вы устали, – сказал я. – Давайте пойдем отсюда и выпьем что-нибудь.
– Можно мне попробовать с орхидеей, – предложила она. – Эта задача более трудная.
Она не спускала глаз с цветка. Я подумал, что они будут делать, если останутся наедине. Может быть, до смерти замучают друг друга своим пением?
– Нет, – сказал я. – Давайте завтра.
Мы поднялись на балкон, налили себе по бокалу и весь остаток дня проговорили.
Она немного рассказала о себе, но все же я выяснил, что отец ее был горным инженером в Перу, а мать – танцовщицей в захудалой таверне в Лиме.
Они переезжали из одного места в другое, отец разрабатывал свои концессии, а мать пела в ближайшем борделе, чтобы уплатить за жилье.
– Она, конечно, только пела, – добавила Джейн, – до того, как умер отец.
На кончике соломинки в ее бокале забурлили пузырьки.
– Итак, вы полагаете, что на моем концерте каждый видит и слышит то, что он хочет. Кстати, а что видели вы?
– Боюсь, со мной вы потерпели неудачу, – сказал я. – Ничего не видел. Кроме вас.
Она опустила глаза.
– Такое иногда случается, – сказала она. – Но на этот раз я рада.
Миллионы солнц зажглись внутри меня. До этого момента я еще как-то сохранял рассудительность.


* * *

Тони и Гарри были вежливы, хотя и явно расстроены.
– Я не могу поверить в это, – печально сказал Гарри. – Не могу. Как тебе это удалось?
– Конечно же, благодаря мистическому и лицемерному подходу, – ответил я.
– Все древние моря, да темные колодцы.
– А какая она? – нетерпеливо спросил Тони. – Я имею в виду, она огненная или просто горячая?
Каждый вечер Джейн пела в казино с одиннадцати до трех часов ночи, а остальное время мы, как мне казалось, всегда были вместе. Иногда на закате дня мы уезжали в Ароматную пустыню и, сидя вдвоем у водоема, наблюдали, как солнце заходит за рифы и горы, вдыхали тяжелый воздух, насыщенный приторным ароматом роз, и чувствовали, как нами овладевает покой. А когда начинал дуть прохладный ветерок, мы бросались в воду, купались, и после этого возвращались, наполняя городские улицы и веранды кафе запахом жасмина, мускусной розы и голиантемума.
Порой мы отправлялись в Лагун-Вест в какой-нибудь тихий бар и ужинали там, сидя на отмели, Джейн подшучивала над официантами и подражала пению птиц к удовольствию детей, прибегавших, чтобы посмотреть на нее.
Сейчас я понимаю, что тогда я, очевидно, приобрел в городке дурную славу, но я был не против того, чтобы дать старухам – а рядом с Джейн все женщины выглядели старухами – очередной повод для сплетен. Во время Большого Перерыва все мало о чем беспокоились, а потому и я не очень-то стремился анализировать мои отношения с Джейн Сирасилайдз. Когда мы вдвоем сидели прохладным ранним вечером на балконе, или когда я чувствовал в ночной темноте рядом с собой ее тело, меня вообще мало что волновало.
Как это ни глупо звучит, но единственной причиной для разногласий было ее мошенничество в «и-го».
Помнится, однажды я упрекнул ее в этом.
– Знаешь ли, Джейн, что ты обманом вытянула из меня более пятисот долларов? И ты до сих пор продолжаешь обманывать. Даже сейчас!
Она ехидно рассмеялась.
– Разве я обманываю? Когда-нибудь я дам тебе возможность выиграть.
– Но зачем ты это делаешь? – настаивал я.
– Так интереснее, – сказала она. – В противном случае играть было бы слишком скучно.
– Куда ты поедешь из Вермиллион-Сэндз? – спросил я ее.
Она посмотрела на меня с удивлением.
– Почему ты об этом спрашиваешь? Я думаю, что я никуда отсюда не уеду.
– Не дразни меня, Джейн. Ты родилась в ином мире.
– Мой отец родом из Перу, – напомнила она.
– Но не от него же ты унаследовала свой голос, – сказал я. – Интересно было бы послушать, как поет твоя мать. У нее был лучше голос, чем у тебя, Джейн?
– Она думала, что лучше. Но отец терпеть не мог нас обеих.
В тот вечер я в последний раз видел Джейн. Перед тем, как ей отправиться в казино, мы переоделись и полчаса провели на балконе: я слушал ее голос, который подобно спектральному источнику наполнял воздух золотыми переливающимися звуками. Даже после того, как Джейн ушла, музыка осталась со мной, еле слышно кружась в темноте вокруг ее стула.
После ее ухода мне почему-то страшно захотелось спать, и в половине двенадцатого, когда она должна была появиться на сцене казино, я вышел из дома, чтобы прогуляться вдоль пляжа и выпить где-нибудь чашечку кофе.
Как только я спустился вниз, сразу услышал музыку, звучащую в магазине.
Сначала я решил, что забыл выключить один из усилителей, но я слишком хорошо знал этот голос.
Жалюзи на окнах магазина были плотно закрыты, поэтому я пошел в обход, вдоль задней стены жилого дома, и вошел внутрь через проход из гаражного дворика.
Свет был выключен, но магазин наполняло алмазное сияние, отбрасывавшее золотые огни на баки, стоявшие на прилавках. По потолку плясали струящиеся разноцветные отблески.
Я уже слышал эту музыку, но только в увертюре.
Паучья орхидея увеличилась раза в три, вылезла из-под крышки бака, листья ее распухли и свирепо шевелились.
Повернувшись в ее сторону и запрокинув голову, стояла Джейн.
Почти ослепленный светом, я подбежал к ней, схватил за руку и попытался оттащить от растения.
– Джейн! – закричал я сквозь шум. – Уходи отсюда!
Она оттолкнула мою руку. В ее глазах промелькнула тень стыда.
…Я сидел на ступеньках лестницы у входа, когда подъехали Тони и Гарри.
1 2 3 4 5 6