Сказочник видел гоблинские танки в бою и не мог сказать, что они составляли уж очень сильную конкуренцию эльфийским. Но лиха беда начало, как говорят люди.
Колонна из двадцати машин с торчащими из башен командирами экипажей прошла, а за ней потопали слонопотамы, волокущие тяжелые орудия. Звери сопели и пыхтели, сотрясая землю, а погонщики-тролли знай себе размахивали кожаными плетьми. Одна из зверюг, достигающая в холке высоты десяти метров, на глазах подпехов навалила здоровенную кучу. Погонщик наступил в дерьмо и зарычал от злости под хохот наблюдавших за сценой гоблинов. Взбешенный тролль обрушил свою злость на слонопотама, и тот выдал в ответ весьма продолжительный трубный звук внушительной кормой. Вонь была такая, что даже гоблины заорали от возмущения. Их словно ветром сдуло.
– Жрать охота, – заявил Гробовщик, почесывая затылок. Ему было все нипочем. Каску он прицепил на специальный крючок на груди, провел рукой по физиономии, поглядел на ладонь, будто хотел найти так что-то интересное. – Пошли, сержант, посмотрим, чего дают.
С походной кухни тянуло чем-то вкусным, запах расползался по окрестностям. Гоблины потащились на другой конец лагеря. Большая часть солдат спала в палатках, разбитых прямо на центральной улице деревеньки и поблизости от нее. Некоторые из них расположились под худыми крышами глинобитных лачуг. Офицеры, конечно, отвели для себя самый не пострадавший от времени дом, вероятно, когда-то принадлежавший местному старосте.
Место Сказочника было в хижине вместе с другими сержантами, однако ночевать он предпочитал под открытым небом. Вонь под крышей была омерзительной. Эльфы ведут мощную антигоблинскую пропаганду, рисуя их грязными животными, дикарями и варварами. Гоблины то, гоблины се, гоблины такие-растакие. Спят со свиньями в хлеву, не прочь добавить в свой рацион порцию-другую свежего навоза, что никакой помойкой их не смутишь, что рождаются и подыхают в грязи. Гоблины-де лишены всякого эстетического чутья. Неприхотливость и стойкость к трудностям эльфийские пропагандисты извратили на корню, не желая и не умея понять разницы между «животностью» и непосредственностью. Насчет варваризма Сказочник был согласен. Гоблин – существо естественное, не оторвавшееся от природы, чем давно славятся опухшие от собственного эстетизма эльфюги. Поэтому «варвар» в устах пропагандистов Шелианда (так эти стручки обозвали Великий Злоговар) звучало скорее комплиментом, чем оскорблением. Вне зависимости от желания эльфов Злоговар вновь станет гоблинским.
Реконкиста – и никаких гвоздей, как сказал генерал Гремящий, командующий силами вторжения.
«Смерть эльфам! Здесь был Сопля!» – нацарапал какой-то солдат на стене дома, рядом с которым стояла полевая кухня. Под навесом толкашились кашевары.
– Жрать давай, – мрачно потребовал Гробовщик у главного блюстителя провизии, за что в ответ получил от громилы с закатанными рукавами цветастый монолог насчет всяких там дармоедов. У Чмокалы все были дармоедами – ко всем он относится одинаково, что к офицерам, что к рядовым. Чмокала тоже время от времени проклинает судьбу. Раньше он работал поваром в ресторане и получал неплохие деньги, а теперь, видите ли, погнавшись за воинской доблестью, прозябает среди недоумков. Сам-то он был недоумком другим на зависть и силищей обладал завидной. Пальцами мог согнуть толстую чугунную кочергу, а двумя руками завязать ее в красивый бантик.
Ругаясь, повар тем не менее выдал им по порции гороховой каши с жареными улитками и сухарями, пожелал приятного аппетита и побыстрее загнуться.
– Мне бы быть таким оптимистом, Чмокала, – сказал Сказочник, отходя от котла.
Здоровяк погрозил ему большущим половником и разинул пасть. В ней кое-чего не хватало – зубов через одного.
– За компотом придем, – предупредил Сказочник. Компот, как он успел заметить, сегодня был из волчьей ягоды с добавлением рябины и вороньего глаза. Его любимый. Почему-то напоминал далекие деньки голоштанного детства в трущобах Дырявой Подметки. И с чего это сегодня тянет на… есть такое эльфье словечко – ностальгия… вот на нее и тянет… Тьфу, подумал гоблин, не к добру, ясно дело…
Гробовщик успел куда-то смыться. Сказочник поискал его глазами и обнаружил чародея в тенечке под деревом. Гобломант сидел на земле и жевал кашу с отрешенным видом. Таких выражений даже на самых что ни на есть мужественных мордах Сказочник успел навидаться. В основном у неопытных солдат, пребывающих в ступоре после первого тяжелого боя. А вот Лукавый Зим когда-то учил Сказочника: не забивай голову, словно какой человеческий философ, всякой пакостью – легче жить, а главное, воевать будет. Не тот гоблин пошел, не какой был в стародавние времена, все шевелить извилинами норовит… Раньше только отмашку дай – и понеслась бандера в бой до победного конца, а сегодня?.. Ну тот не тот, а даже гоблины при всей своей выносливости, какая и не снилась ни одной другой расе, склонны чувствовать предел. Другое дело – показывать усталость и опустошенность настоящий гоблин не имеет права. Особенно в солдатском ремесле.
– Чего грузишься? – спросил Сказочник чародея, плюхнувшись рядом.
– Тебе какое дело? – проворчал Гробовщик.
– Кислый ты какой-то, приятель.
– Ты больно сладкий! – Гобломант поглядел на него вяло и сумрачно, словно осел, которому до смерти надоело, что его заставляют идти.
– Ты кем был до войны?
– Не твое дело.
– Почему?
– По кочану, сержант.
– А все-таки?
– За такие расспросы у нас в свое время по лбу получали… – Гробовщик набрал полный рот каши, скривился, но выплевывать не стал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36