Она не была ни сварлива, ни вспыльчива (небеса даровали ей это свойство), но когда она была недовольна, то показывала это замечанием, полным достоинства, намекая на свои добродетели, на своего дядю-адмирала и на тридцать тысяч фунтов стерлингов, которые она принесла в приданое предмету своего выбора. Но так как у Мерваля был хороший характер и он с одинаковой справедливостью признавал свои ошибки и достоинства жены, то неудовольствие последней было всегда кратковременно.
Нет семейств, где не было бы никаких неприятностей, и очень мало таких, в которых их было бы меньше, чем у мистера и миссис Мерваль. Миссис Мерваль, не разоряясь на свои туалеты, в то же время заботилась о них, насколько того требуют приличия. Никогда не выходила она из своей комнаты в папильотках или в утреннем халате (в этом предмете женского туалета, который обычно приводит супруга к сильнейшему разочарованию в своей второй половине). Каждое утро около девяти она была одета на день, то есть до тех пор, пока не переодевалась к обеду; ее платья, как зимой, так и летом, были из хорошего и богатого шелка. Женщины в эту эпоху носили корсажи очень короткие, и мадам Мерваль не отставала от моды. Утром она надевала на себя тяжелую золотую цепь, на которой висели золотые часы, но не ту хрупкую карликовую вещицу, которая так часто выходит из строя, а часы с репетиром, точно измеряющие ход времени; она прибавляла к этому мозаичную брошь и браслет с портретом дяди-адмирала. Для вечера у нее было два убора в полном комплекте: колье, серьги, браслеты, один из аметистов, другой из топазов. Ее костюм состоял по большей части из шелкового платья золотистого цвета и тюрбана. В этом костюме она заставила нарисовать себя.
У миссис Мерваль был нос с горбинкой, хорошие зубы, хорошие волосы, светлые ресницы, немного слишком румяный цвет лица, прекрасные плечи, полные щеки, большие ноги, созданные для ходьбы, большие белые руки с продолговатыми ногтями, под которые никогда, даже в детстве, не попадало ни соринки. Она выглядела немного старше, чем была на самом деле: может быть, это надо было приписать ее достоинству и вышеуказанному носу. Она охотно носила лайковые перчатки. Она не читала никого из поэтов, кроме Голдсмита и Купера. Романы ее не занимали, хотя она не имела против них предубеждения. Она любила спектакли и пантомимы с легким ужином после представления. Но ей не нравились концерты и опера. В начале зимы она обыкновенно выбирала себе книгу для чтения и работу. Книга и работа занимали ее время до весны; тогда она продолжала работать и переставала читать. Она предпочитала занятия историей, и ее руководителем в этом деле был доктор Голдсмит. В литературе ее любимым автором был, разумеется, доктор Джонсон. Невозможно было найти более достойную и уважаемую женщину, разве лишь в эпитафиях!
Это было в один осенний вечер. Мистер и миссис Мерваль, только что возвратившиеся домой, сидели в гостиной.
- Да, уверяю вас, моя милая, - говорил муж, - что Глиндон, несмотря на все свои эксцентричности, был милый и любезный человек, все женщины любили его.
- Мой милый Томас, простите мне мое замечание, но это выражение: все женщины...
- Тысяча извинений, вы правы. Я хотел сказать, что он вообще имел успех у прекрасного пола.
- Я понимаю; он был немного легкомыслен.
- Легкомыслен! Нет, не совсем, скорее, непостоянный, очень странный, самонадеянный, с упрямым характером, но в то же время манеры у него чрезвычайно скромные, даже, может быть, чересчур. Возвращаясь к тому, что я вам говорил, я должен сказать, что я очень озабочен тем, что узнал о нем сегодня. Он, как кажется, вел странную и беспорядочную жизнь, переезжая с места на место, вероятно, уже много растратил денег.
- Кстати, о деньгах, - сказала миссис Мерваль, - я боюсь, что придется отказаться от нашего мясника, он, очевидно, заодно с поваром.
- Это очень жаль, он поставляет отличное мясо! Эта лондонская прислуга хуже карбонариев... Но я вам говорил, что этот бедный Глиндон...
Раздался звонок.
- Боже мой! - вскричала миссис Мерваль. - Уже одиннадцатый час, кто может прийти так поздно?
- Может быть, ваш дядя-адмирал, - сказал муж с некоторой язвительностью. - Он обыкновенно в это время делает нам честь своим посещением.
- Я надеюсь, друг мой, что все мои родственники являются желанными гостями в вашем доме. Адмирал - человек очень интересный и может располагать своим состоянием как угодно.
- Я никого так не уважаю, как его, - совершенно серьезно отвечал Мерваль.
В эту минуту слуга отворил дверь и доложил о приходе Глиндона.
- Глиндон! Какое странное... - начала миссис Мерваль.
Но прежде чем она успела кончить, Глиндон уже вошел.
Оба друга поздоровались со всем дружелюбием давно не видавшихся приятелей. Затем Глиндон был представлен хозяйке дома. Миссис Мерваль изобразила на своем лице улыбку, бросила испытующий взгляд на сапоги гостя и поздравила друга своего мужа со счастливым возвращением на родину.
Глиндон сильно изменился с тех пор, как Мерваль его не видел. Со времени их разлуки прошло не более двух лет, но в этот промежуток его смуглое лицо приняло более мужественное выражение. Глубокие морщины, проведенные заботой, или мыслями, или беспутным образом жизни, сменили гармонические черты счастливой и беззаботной юности.
Прежние мягкие манеры заменились решительностью тона и манер, показывавшей привычки общества, мало заботящегося о приличиях. Но в то же время какое-то странное благородство, чуждое ему до этого времени, характеризовало его наружность и придавало известное достоинство свободе его языка и манер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143