Все экипажи они готовили в условиях полного отрыва от земной человеческой жизни. Этим ребятам вдолбили, что они «сыновья неба», их великая миссия — очистить Землю от неразумных нынешних существ, приготовить для прилета «братьев». Вот почему командам потерпевших аварию НЛО запрещали вступать в контакт с людьми. Это было чудовищное преступление. Несчастных земных детей пытались видоизменить даже чисто внешне — с помощью все той же тайной генной инженерии. Однако боссы просчитались: зло и ложь противны самим основам разумной жизни. Как ни старались «избранные», в команде нашелся честный человек, который рискнул разведать, что же это за люди, которых он уничтожает тысячами при помощи «лучей смерти». Таким образом, заговор был раскрыт, боссам, задумавшим втихаря основать новую мировую рабовладельческую империю, был нанесен сокрушительный удар. Но война подорвала природу: в атмосфере появились примеси, губительные для человека и многих животных и растений, стали невозможны ни промышленность, ни сельское хозяйство. Люди умирали миллионами, их никто уже не хоронил. Эта вот станция монтировалась в глубокой тайне и предназначалась для боссов. Но их космический «поезд», направлявшийся сюда, был взорван, а команда, уже ожидавшая здесь, взята в плен и перебита. Здесь создан музей — это по пути в шестнадцатый отсек, возле фабрики по производству микробных белков, единственной пищи, которой мы и наши потомки обречены питаться не менее двухсот лет. Пойдем, я покажу…
Иосиф пошел вслед за юношей, не отдавая себе отчета в том, что делает. Он был смят и раздавлен. Прав оказался доктор Шубов: эта человеческая история уже не просветляла, а только оскопляла дух: в ней не было ни единого просвета надежды.
«А мы живем, дышим воздухом, купаемся в море, жуем чудесный хлеб и — не задумываемся о том, какое будущее всем нам готовят за кулисами событий… Надо поскорее вернуться, предупредить людей, выступить против всех, кто держит в подполье свои подлые замыслы, кто считает себя избранником бога и готовится к захвату всего мира…»
Юноша привел в музей. Собственно, это был пустой шестигранный зал, где было решено выставить различные документы и материалы, свидетельствующие о трагическом бегстве землян со своей погибающей планеты. Но таких материалов еще не было, только за стеклом, освещенным прожектором, стояло лопоухое существо, бывший директор орбитальной станции. Выпученные его глаза смотрели прямо на посетителя.
— Этот тип погружен в среду, охлажденную почти до абсолютного нуля.
Иосиф кивнул: замороженный негодяй не представлял для него никакого интереса.
— Я очень голоден.
— Никто тут не поможет. Запасы воды и пищи строго лимитированы. Баню проводят технической, то есть синтезированной водой один раз в полгода… Впрочем, попробуй из этого тюбика, он выдается каждому прибывшему на станцию как неприкосновенный запас.
— Запас не буду, — сказал Иосиф, повертев в руках тюбик, весом и размером напоминавший зубную пасту.
Какая разница! Мне он не понадобится, — юноша отвинтил колпачок.
Вспомнилось о том, как первые космонавты брали на орбиту варенье из смородины, шоколадное желе с орехами…
Хотелось есть, и Иосиф выдавил в рот немного зеленой слизи, напоминавшей живую гусеницу. Едва слизь коснулась языка, стало так противно, что вытошнило.
— Не буду, — сказал он, задыхаясь от конвульсий и кашляя, стыдясь, что испачкал железный трап.
— Глупо, очень глупо. Всех поначалу рвет, еще посильнее, чем вас. Сказано: это же отходы микробной жизни. Вроде как их испражнения… А что сделаешь? Хлеба с маслом никто уже не предложит. К новому году обещают по сухарю…
Юноша достал из кармана кусок красной бумаги и, присев на корточки, накрыл вытошненное Иосифом.
— Самому убирать нельзя. Здесь есть служба, которая берет анализы. Они ищут еще какой-то необходимый микробный штамм.
Взгляд юноши внезапно затуманился, лицо сморщилось.
— Боже мой, — горько сказал он. — Самое главное в нашей жизни — не подохнуть от отчаяния. Догадывались ли люди прежде, какие муки их ожидают?
— Да, — согласился Иосиф, — я тоже не представляю, как перенести весь этот ад.
— И все же, — с надрывом воскликнул юноша, — это самая большая подлость теперь — уступить после стольких потерь, после стольких мук! Честь и смысл настоящего мужчины не в том, чтобы ублажать себя развлечениями, держать подле себя красивую жену и иметь достаток — это все смешное недомыслие прошлого, — но в том, чтобы шаг за шагом вернуться к правде и справедливости, — ради возвращения на Землю, которую мы когда-то проклинали!.. Терпеть, терпеть — за несчастных глупцов, избравших путь соглашательств и уступок!
— Вы правы, — сказал Иосиф, — только кому нужна мудрость на крышке гроба?
Юноша взглянул пристально. В глазах его были слезы.
— Новым поколениям будет, возможно, легче: они забудут о свободе и воле, которыми пользовался каждый из нас, мечтая о более полной свободе и более совершенной воле: мы дышали воздухом, грелись в лучах солнца, пили живую воду, рожденную в самих недрах земли…
Иосиф не мог больше слушать, — эта была, действительно, катастрофа всех катастроф — отказаться от Земли, пусть даже на три-четыре поколения. «Разве вчерашний человек мог отказаться от своих жалких выгод хотя бы на день или на месяц? А ведь от этого зависело все…»
Решение созрело тотчас: возвращаться назад и бить в набат, не страшась никаких лишений. Что значила даже смерть в сравнении с мучениями и страшной смертью миллиардов людей!
Иосиф протянул руку юноше и крепко пожал ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78