И не только потому, что отличается болезненным
пристрастием к черному цвету, а и потому, что является непосредственным
экзекутором. И как любой исполнитель, в отличии от людей Благословляющих,
особенно бросающийся в глаза своими деяниями. Человек, выходящий на сцену,
когда обычная политика информационной блокады оказывается неэффективной.
Человек, который нейтрализует нежелательный источник возмущений. Черный
Дитрих..."

- Интересно, - Фридрих пожевал бесцветными губами и вложил листок
обратно в папку, машинально поправив черный блестящий галстук. - Досье
собираешь?
- Дурак! - резко сказал Айвен, - это мне принесли в редакцию два дня
назад. Да ты полистай, полистай...

"...отдельного внимания заслуживает процедура "Проклятия", своими
корнями уходящая то ли в заседание закрытого клуба, то ли в светские
беседы о ремесле, во время дружеского ужина.
Пройдя через пик своего извращенного развития, когда во время дикой
оргии образчик, вызвавший особое раздражение, предавался огню, процедура
Проклятия превратилась в особо изощренный ритуал, когда к изысканно
сервированному столу подают не только деликатесы, но и идеи, а иногда
возможно... и самого автора..."

Фридрих осторожно закрыл папку. Глаза его превратились в узенькие
щелки, и он едва уловимым движением провел бледно-розовым языком по
бесцветным губам:
- Кто?
Айвен покачал головой:
- Я его не знаю. Он первый раз всплыл на моем горизонте.
- Это невозможно, - свистящим шепотом просипел Фридрих, - тогда он
подставное лицо, и ты должен сам понимать, что за ним стоит кто-либо из
наших. А это тоже невозможно! С другой стороны: не смотря на некоторую
абсурдность отдельных высказываний... Но ты ведь его видел?! Как минимум
дважды!!!
- Да. Но, - Айвен покачал головой, - если бы я его встретил снова, то
в толпе - не узнал.
- Он собирается тебя навестить?
- Да. Через два дня.
- Хорошо, - криво ухмыльнулся Фридрих, - это я беру на себя. Но до
этого необходимо собрать наших на какую-нибудь неофициальную вечеринку. Я
постараюсь осторожно прозондировать почву.
- Только без этих твоих штучек, - брезгливо поморщился Айвен, -
все-таки это не... какие-нибудь... посторонние.
- Не беспокойся, все будет тихо-скромно... по семейному. - Фридрих
вновь провел кончиком бледного языка по едва заметной блеклой полоске губ.
- И все же интересно, какая падла умудрилась пустить шорох?!
- Фридрих! Сколько можно повторять, - опять брезгливо поморщился
Айвен, - неужели всего богатства языка...
- Ладно-ладно, - хмыкнул Фридрих, - "мы авангард культуры", "писатель
живет во имя читателей", "писатель - честь, ум и совесть нашей эпохи"...
- Ты напрасно иронизируешь, - раздраженно буркнул Айвен, - но хоть
слова ты мог бы подбирать менее вульгарные.

"...клановость такой организации как Золотая манипула привела к тому,
что легионеры культивируемую лексику возвели в ранг святыни, превратив
официально используемый язык в мертвое наречие, почти не имеющее связи с
живым языком.
Отступление от догматических норм неофициально стало считаться
святотатством, а официально было объявлено несуществующим.
Но насилие над формой было еще не вершиной власти легионеров. Вслед
за формой пришел черед содержанию. Контроль и всеобщая стандартизация...
Власть над мыслью. Абсолютная власть Власть доведенная до абсурда...
Власть абсурда..."

- Ублюдок! - прошептал Айвен побелевшими губами, глядя вслед
удаляющемуся разболтанной походкой Фридриху. И совершенно не понятно было
к кому относиться столь емкая характеристика, то ли к автору "Золотой
манипулы", то ли к собрату... легионеру.

На следующий вечер в банкетном зале ресторана "Орфей" на дружеский
фуршет собрались, накануне извещенные Айвеном, главы различных курируемых
областей Аппарата Информационного Управления.
Двенадцать человек, по традиции носящих звание Главного Редактора, и
семеро приглашенных из ближайших сподвижников, а так же некоторое
количество дам, к Аппарату Информационного Управления отношение имевших
весьма косвенное.
Айвен брезгливо морщась окинул холодным взглядом банкетный зал и
фланирующую вдоль стола публику. Вот стоит мрачно уставившись в полупустой
бокал писатель Глоссер - официальный апологет Языка. Любая опубликованная
им фраза тот час тиражируется услужливыми подмастерьями - навязчиво
вбивается в общественное сознание как Объективная Закономерность. Тем
более, что рядом стоящий с ним желчно ухмыляющийся лысый мужчина - критик
Зурих - зорко следит за неукоснительным соблюдением Объективной
Закономерности, предавая анафеме всякого рискнувшего хотя бы лишь
усомниться...
Рядом с Зурихом покачиваясь стоит уже слегка перебравший поэт Би-Би
Орл, стремительно подливающий в лирический костер своей души рюмку за
рюмкой. Злые языки, до которых еще не добрался Фридрих, пытаются посеять
крамолу - намекая, что свое поэтическое вдохновение Би-Би Орл черпает из
бочки, нанизывая слова в своих бессмертных строчках на призрачный стержень
алкогольного помутнения, иногда ставя при этом в тупик даже самого Зуриха,
в обязанности которого входит разъяснять для не посвященных ту глубину
Истины, что сокрыта в игре Великих Ассоциаций.
Под стать поэту, рьяному почитателю Бахуса, редактор журнала "Новая
Информация" Горм К. Гормик, кроме букета пороков присущих Би-Би Орлу,
обладающий еще и фантастической тягой к противоположному (слава богу!
1 2 3 4 5 6 7