Выводы из этого понимания, основанного не на фактах, а на ощущении незаметно нарастающего неблагополучия, делались прямо противоположные. Одни брали в банках многомиллионные кредиты под залог недвижимости и ценных бумаг и с панической поспешностью, с какой население перед войной сметает все с магазинных прилавков, проплачивали контракты на поставки американского спирта. Другие, как Тимур Русланов и его компаньон Алихан Хаджаев, строили собственные спиртзаводы, скупали на корню пшеницу и рожь, арендовали животноводческие комплексы и молочно-товарные фермы, поставляли им барду. Первые способствовали развитию банковского дела в республике, вторые оживляли захиревшие земледелие и животноводство. Водка активизировала деловую жизнь Северной Осетии, как постоянный приток свежей крови дает энергию организму, ослабленному долгой болезнью.
Азарт предприимчивости захватывал и тех, кто не был связан с водкой. Так быстрая уличная толпа побуждает шевелиться даже самых неповоротливых, а чужой успех рождает стремление его повторить. Владикавказский «Электроцинк» скооперировался с Норильским комбинатом и наладил производство сплавов, пользующихся большим спросом. На многочисленных оборонных заводах, оставшихся без госзаказа, искали свободные ниши на рынке и заполняли их своими ноу-хау. Как всегда, когда у людей появляются деньги, развивались строительная индустрия, торговля, сфера услуг. Но Северная Осетия по-прежнему оставалась дотационной, и это давало Москве мощный рычаг для воздействия на руководство республики.
До поры до времени президенту Галазову удавалось сохранять паритетные отношения с федеральным центром. Кремль не лез в дела Осетии, Галазов был гарантом того, что республика остается надежной опорой России на Северном Кавказе, инфицированном заразой сепаратизма. Хасавюртские соглашения 1996 года с мятежной Чечней не уменьшили значения политической составляющей, так как в Москве понимали непрочность наступившего мира. Но после встречи премьер-министра Черномырдина с Галазовым в перерыве между заседаниями Совета Федерации, членом которого был президент Осетии, стало ясно, что в отношениях республики и центра наступает новый этап.
Как многие люди с живым воображением, Тимур Русланов иногда представлял себе разговоры в высоких начальственных кабинетах, о содержании которых мог судить по косвенным признакам и по тому действию, какое эти разговоры и принятые решения оказывали на жизнь. То обстоятельство, что при беседе Черномырдина с Галазовым присутствовал министр сельского хозяйства, в ведении которого находилась ликероводочная промышленность, делало тему разговора очевидной для любого человека, причастного к этим делам.
Речь шла об осетинской водке.
При всей своей косноязычности, над которой не уставала потешаться пишущая братия, Черномырдин всегда точно знал, чего хочет, и умел добиваться своего. В ближайшем окружении президента он был самой серьезной фигурой, в нем видели преемника Ельцина на посту президента России, и он сам, похоже, в этом не сомневался – судя по тому, с какой уверенностью рулил страной. Так ведут себя люди, знающие, что любые их действия будут поддержаны главой государства. Со всеми он был по-простецки, на «ты», не делая исключения для руководителей северокавказских республик, очень чувствительных к тонкостям этикета. Но обращался к ним подчеркнуто уважительно, обязательно по имени-отчеству, что в разговоре с Галазовым было главной трудностью, потому что выговорить «Ахсарбек Хаджимурзаевич» было трудно, а запомнить еще трудней. Выручала, вероятно, бумажка с именем-отчеством собеседника, лежавшая на столе. Такие бумажки загодя готовили референты, чтобы начальство попусту не напрягало мозги, а в этом случае без нее было бы совсем никак.
– Скажи-ка мне, Ахсарбек Хаджимурзаевич, – говорил премьер, кося глазом на спасительную бумажку. – Когда ты меня о чем-нибудь просишь, ты часто получаешь отказ?
– Мы высоко ценим ваше отношение к нашим нуждам, – заверил Галазов.
– Ценим, а толку? – ворчливо отозвался Черномырдин. – Я тебя просил разобраться с твоими водкобаронами? Просил. Что получил?
– Мы упорядочили выдачу лицензий, пресекли ложный транзит украинского спирта, провели комплекс мероприятий,…
– Много красивых слов я получил, – перебил премьер. – Сколько ни повторяй «халва», словами сытым не будешь. Тут Минсельхоз подготовил мне цифры. Полюбуйся. Вот сколько вашей водки шло к нам. А вот сколько сейчас. И это не все. Ваши дельцы отправляют водку на другие заводы, наклеивают новые этикетки, она становится ставропольской или еще какой…
– Все наши бизнесмены строго соблюдают законы, – наверняка попытался отболтаться Галазов. – За нарушения мы их строго наказываем.
– А вот этого не надо… Ахсарбек Хаджимурзаевич! Не надо этого! Знаем мы, как у вас соблюдают законы. Мы закрывали глаза, но сколько можно? Экономическая разведка дала мне цифры по закупкам американского спирта. Хочешь посмотреть? Посмотри, посмотри, есть на что посмотреть! Прикинь, сколько к нам хлынет водки! Нашим производителям что делать? Закрываться? А они, между прочим, платят налоги в российский бюджет!
– Разберусь, – вынужден был пообещать Галазов. – Возьму под свой контроль.
– Да нет, теперь мы будем разбираться. Тебе, Ахсарбек Хаджимурзаевич, очень не понравится, если из дотации Осетии мы вычтем налоги, которые бюджет не добирает из-за осетинской водки?
– Вы сделаете большую политическую ошибку, – выложил или мог выложить свой главный козырь президент Галазов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173