Один, бухгалтер, устроился на другую работу. Второй, двадцатисемилетний водитель разгонной «Волги» Павел Касаев, даже расчета не получил, просто перестал выходить на работу. Жил он в однокомнатной квартире в новостройке на окраине Владикавказа. Оперативники из следственной группы, созданной по указанию президента Галазова, отправились к нему домой и выяснили, что несколько дней назад Касаев квартиру продал. Куда переехал, новые жильцы не знали.
Это наводило на размышления. Подняли личное дело, опросили знакомых. Парень, по отзывам, был самолюбивый, заносчивый, с соседями отношений не поддерживал, на работе держался особняком. Придерживался крайне левых взглядов, не пропускал ни одного коммунистического митинга, ратовал за социальную справедливость.
Водители из гаража фирмы дали ему кличку «студент» за то, что он любил вспоминать, как учился в пединституте, где был в группе единственным парнем. Проверили. Действительно, после армии поступил в институт, проучился два с половиной курса. Почему ушел, непонятно. Пробили по учетам Зонального информационного центра МВД. Оказалось, сидел. Получил три года за наркотики – продавал марихуану студентам. Срок отбывал в колонии в Астраханской области. После освобождения на родину вернулся только через два года. Не было никаких сведений, где он эти два года жил и чем занимался. Во Владикавказе одно время торговал на вещевом рынке турецким ширпотребом, потом устроился в фирму Алихана водителем. Он знал руководителей фирмы, его не знали. Его хорошо знал Алан. Алихан посылал разгонную «Волгу», когда нужно было отвезти жену и сына за покупками школьной формы и учебников или на обследование в кардиологический центр, где Алана наблюдали в связи с иногда дававшей о себе знать болезнью сердца.
По всему выходило, что роль похитителя подходит Касаеву, как хорошо сшитый костюм. Осталось его найти.
В России, где родственные связи не поддерживаются годами, а часто и вообще глохнут, человек без труда может исчезнуть бесследно. В Осетии это невозможно. Каждым родственником, пусть и очень дальним, живо интересуются, следят за его успехами или неуспехами, выпадение его из семейного круга воспринимается как ослабление рода.
Касаевы жили в Пригородном районе, на границе с Ингушетией, в селении Сунжа со смешанным осетинским и ингушским населением. Отец Павла погиб во время осетино-ингушского конфликта, в родовом доме остались мать, старший брат, тракторист местного сельскохозяйственного акционерного общества, бывшего колхоза, с женой и тремя малолетними детьми. К ним и отправились следователь с оперативником и присоединившийся к ним Алихан, предварительно запасшись ордером на обыск. Весомых оснований для обыска не было, одни подозрения, но городской прокурор все-таки подписал ордер, учитывая, что дело находится на контроле у президента.
Со времени боев прошло больше трех лет, но село так и не оправилось от разрушений. Чернели пепелища на месте сожженных ингушских домов на участках в одичавших садах, заросших матерой крапивой. Дома осетин тоже пострадали от пожаров, следы самодеятельного ремонта выделялись на них, как заплатки на старой одежде.
На стук в ворота со двора выбежали две босоногие девочки дошкольного возраста, приковылял мальчонка лет четырех. Потом появилась высокая худая старуха в черной косынке по глаза, в черном, похожем на монашеское платье, прикрикнула на детей, недружелюбно уставилась на незваных гостей. В дом не пригласила, провела в летнюю кухню с дощатым столом, покрытым потертой клеенкой. На вопросы отвечала нехотя, с раздражением. Старший сын и невестка на работе. Павла нет, уже больше года не был. Пусть бы вовсе не приезжал. А то приедет, наберет яблок, сыра и обратно в город. Нет чтобы матери помочь, видит же, как живем. А сам при галстуке, ботинки начищенные. Только обещать горазд: дом построю, машину куплю. От такого дождешься!
Хмуро поинтересовалась:
– Опять чего-то натворил?
– Почему опять? – спросил следователь.
– Сидел же. А кто один раз сидел, того тюрьма тянет.
– Значит, вы утверждаете, что сына не видели больше года и где он сейчас, не знаете?
– Ничего не знаю. Кышь, проклятые! – замахала она на кур, норовивших забраться под стол.
– Я должен составить протокол допроса вас в качестве свидетельницы. Вы подпишете, и мы больше не будем вам надоедать.
– Да что хотите пишите!..
Следователь уже заканчивал составление протокола, когда из дома с ревом выбежал мальчонка, сунул старухе лист бумаги с цветными каракулями:
– Это петух! Это наш петух, а они говорят, это козел! Скажи им, баба! Они дразнятся!
– Скажу, скажу. Не мешай.
– Ну-ка, покажи, – заинтересовался Алихан. – Какой красивый петух!
Он внимательно рассмотрел рисунок и обернулся к следователю:
– Начинайте обыск.
Не имело значения, что изображено на рисунке. Имело значение, чем это изображено. Флюоресцирующими фломастерами, которые Алихан привел сыну из Хьюстона.
Пачку американских фломастеров сразу нашли в детской. Вторую вещь, принадлежавшую Алану, обнаружили в чулане – школьный ранец из тонкой телячьей кожи с вытесненным золотом логотипом техасской фабрики.
– Впечатляет, – оценил находки следователь. – Но маловато. Защита будет доказывать, что фломастеры и ранец просто похожи на те, которые привезли вы. Поищем еще.
Старуха безучастно наблюдала за ходом обыска. Но когда оперативник попытался открыть дверь в дальнюю комнату, решительно запротестовала:
– Нет ключа! Это комната Павла, мы туда не заходим.
– Ломайте, – приказал следователь.
Дверь легко поддалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173