ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Ну, дядя императора может себе такое позволить, любой другой поплатился бы головой. Казалось, что нечего больше добавить к блестящему словесному фейерверку. И тут поднялся Гатерий Агриппа. Он предложил сенату доказать свою глубокую преданность, верность и любовь к императору, воздав ему новые почести. «Золотой щит». Этот щит из чистого золота, на котором мастер сделает рельефное изображение солнце-подобного императорского лика, будет храниться в храме Беллоны, богини войны, его будет оберегать специально для этого основанная коллегия жрецов. Во время всенародных торжеств впереди процессии, которую возглавят сенаторы и римская знать, жрецы понесут щит к храму Юпитера на Капитолии, где верховный жрец совершит жертвоприношение. Сопровождаемая пением юношей и девушек из благородных семей, прославляющих мудрость, милосердие и прочие добродетели императора, процессия пройдет по городу, чтобы к ней мог присоединиться весь римский люд.
Храм сотрясался от оваций. Пусть Луций видит это воодушевление, эту любовь, пусть расскажет об этом императору, пусть знает император, кто в этом столпотворении будет его опорой, его «золотым щитом».
Сенека сделал вид, что хлопает, и даже выражение своего лица старался уподобить остальным. Но в эту минуту ему было стыдно, что он римский сенатор, что и он принадлежит к этой банде, да, именно банде, без чести, без совести, банде, которая подло подпевает выскочке и дает пищу его тщеславию.
Овации утихли, все вопросы решены, но консул Понтий не встает. Он предоставляет слово Луцию.
– Досточтимые сенаторы, я с радостью расскажу императору о почестях, которые вы ему воздали. Император благоволил поручить мне передать его приветствие сенату. Когда сегодня утром я сообщил императору, что после представления в театре беспорядки на улицах Рима продолжались всю ночь, что применение оружия было необходимо, что возбуждение народа, вызванное вредоносными действиями актеров, имело своим последствием смерть шестисот человек, из них восьмидесяти шести солдат, что и сегодня утром на стенах были обнаружены надписи, позорящие нашего дорогого императора и науськивающие против него народ, цезарь решил, что подстрекатели и бунтовщики, а особенно актер Фабий Скавр, послезавтра должны предстать перед судом. Суд состоится в базилике Юлия в пять часов пополудни.
Император лично примет участие в суде.
Сенаторы восторженно приняли императорский приказ.
– Хотя наш великодушный император, следуя в данном случае закону об оскорблении величества, мог сам назначить наказание провинившимся, он желает, чтобы они предстали перед судом, члены которого будут избраны из сенаторов, и чтобы сочинителю «Фаларида» Фабию Скавру была предоставлена возможность защищаться, как предусматривает это римское право. Итак, пусть сенат решит, кто станет, либо добровольно, либо вынужденно, patron ex offо Назначенный защитник (лат.).
, который будет защищать Фабия Скавра. Главным истцом в этой тяжбе об оскорблении… о государственной измене император назначил меня.
Луций кончил.
Поднялся консул Понтий.
– Трудно ожидать, что кто-нибудь по своей воле захочет защищать изменника. Поэтому, прежде чем мы сами назначим защитника, я исполню формальность, спрашивая, есть ли среди сенаторов человек, который хочет защищать Фабия Скавра?
Консул запнулся и вытаращил глаза. Над рядами кресел поднялась единственная рука. Собрание сенаторов взволновалось; это невероятно, невозможно! Но рука была поднята, и это была рука Сенеки.
– Ты погубишь себя, безумец! – зашептал сзади сенатор Лавиний.
Сенека встал, он был бледен. Он оперся дрожащими руками о спинку стоящего перед ним кресла, откашлялся и в мертвой тишине проговорил:
– Я знаю, что эту обязанность вы все равно возложили бы на меня, адвоката плебеев, как меня называют, ибо я и раньше защищал нескольких ремесленников. Я спешу предупредить ваше решение и вызываюсь сам.
Собрание сенаторов застыло в нерешительности. Что делать? Соглашаться?
Протестовать? Из неопределенности их вывел смех. Смеялся дядя императора Клавдий. На вопросительный взгляд Луция он ответил присущим ему шутовским тоном:
– Угадал, а? К-кому еще мы м-могли бы п-поручить это, как не нашему Сенеке? Оратору из ораторов, а?
Напряжение ослабло. Сенаторы зашевелились, ожили, некоторые даже заулыбались. Великолепный будет поединок. Сенека против всемогущего Луция Куриона, своего бывшего ученика. Кто ж из них окажется победителем?
Понтифик Юпитера Капитолийского возжег на алтаре жертвенный огонь, прося у богов всех благ для императора Гая Цезаря. Благовонные травы и пшеничные колосья были хорошо высушены, высеченная искра легко воспламенила их, сначала крошечный, как детский мизинец, огонек разгорелся. Дым поднимался прямо вверх.
Понтифик воздел руки и торжественно провозгласил. что видит в огне благое знамение для императора.
Сенаторы стремились и для себя увидеть в огне что-нибудь приятное.
Луций Курион тоже усматривал в пламени добрый знак для своих честолюбивых замыслов. И лишь Сенека смотрел выше, поверх алтаря; он видел, что дым собирается под сводами храма и осаждается на стенах серовато-зеленой плесенью. Сенека в знамения не верил.
Глава 56
Склонив голову, вошел Фабий в огромное помещение базилики Юлия. Ни белизна мрамора на шестидесяти могущих арках, расположенных двумя рядами, ни море света, через окна вливавшееся внутрь, не лишили ее строгости и холодной деловитости: вчера – биржа, сегодня – зал суда.
Фабий на мгновение поднял глаза от пола, выложенного мелкой мозаикой, в эту высь, а потом смотрел только прямо перед собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215
Храм сотрясался от оваций. Пусть Луций видит это воодушевление, эту любовь, пусть расскажет об этом императору, пусть знает император, кто в этом столпотворении будет его опорой, его «золотым щитом».
Сенека сделал вид, что хлопает, и даже выражение своего лица старался уподобить остальным. Но в эту минуту ему было стыдно, что он римский сенатор, что и он принадлежит к этой банде, да, именно банде, без чести, без совести, банде, которая подло подпевает выскочке и дает пищу его тщеславию.
Овации утихли, все вопросы решены, но консул Понтий не встает. Он предоставляет слово Луцию.
– Досточтимые сенаторы, я с радостью расскажу императору о почестях, которые вы ему воздали. Император благоволил поручить мне передать его приветствие сенату. Когда сегодня утром я сообщил императору, что после представления в театре беспорядки на улицах Рима продолжались всю ночь, что применение оружия было необходимо, что возбуждение народа, вызванное вредоносными действиями актеров, имело своим последствием смерть шестисот человек, из них восьмидесяти шести солдат, что и сегодня утром на стенах были обнаружены надписи, позорящие нашего дорогого императора и науськивающие против него народ, цезарь решил, что подстрекатели и бунтовщики, а особенно актер Фабий Скавр, послезавтра должны предстать перед судом. Суд состоится в базилике Юлия в пять часов пополудни.
Император лично примет участие в суде.
Сенаторы восторженно приняли императорский приказ.
– Хотя наш великодушный император, следуя в данном случае закону об оскорблении величества, мог сам назначить наказание провинившимся, он желает, чтобы они предстали перед судом, члены которого будут избраны из сенаторов, и чтобы сочинителю «Фаларида» Фабию Скавру была предоставлена возможность защищаться, как предусматривает это римское право. Итак, пусть сенат решит, кто станет, либо добровольно, либо вынужденно, patron ex offо Назначенный защитник (лат.).
, который будет защищать Фабия Скавра. Главным истцом в этой тяжбе об оскорблении… о государственной измене император назначил меня.
Луций кончил.
Поднялся консул Понтий.
– Трудно ожидать, что кто-нибудь по своей воле захочет защищать изменника. Поэтому, прежде чем мы сами назначим защитника, я исполню формальность, спрашивая, есть ли среди сенаторов человек, который хочет защищать Фабия Скавра?
Консул запнулся и вытаращил глаза. Над рядами кресел поднялась единственная рука. Собрание сенаторов взволновалось; это невероятно, невозможно! Но рука была поднята, и это была рука Сенеки.
– Ты погубишь себя, безумец! – зашептал сзади сенатор Лавиний.
Сенека встал, он был бледен. Он оперся дрожащими руками о спинку стоящего перед ним кресла, откашлялся и в мертвой тишине проговорил:
– Я знаю, что эту обязанность вы все равно возложили бы на меня, адвоката плебеев, как меня называют, ибо я и раньше защищал нескольких ремесленников. Я спешу предупредить ваше решение и вызываюсь сам.
Собрание сенаторов застыло в нерешительности. Что делать? Соглашаться?
Протестовать? Из неопределенности их вывел смех. Смеялся дядя императора Клавдий. На вопросительный взгляд Луция он ответил присущим ему шутовским тоном:
– Угадал, а? К-кому еще мы м-могли бы п-поручить это, как не нашему Сенеке? Оратору из ораторов, а?
Напряжение ослабло. Сенаторы зашевелились, ожили, некоторые даже заулыбались. Великолепный будет поединок. Сенека против всемогущего Луция Куриона, своего бывшего ученика. Кто ж из них окажется победителем?
Понтифик Юпитера Капитолийского возжег на алтаре жертвенный огонь, прося у богов всех благ для императора Гая Цезаря. Благовонные травы и пшеничные колосья были хорошо высушены, высеченная искра легко воспламенила их, сначала крошечный, как детский мизинец, огонек разгорелся. Дым поднимался прямо вверх.
Понтифик воздел руки и торжественно провозгласил. что видит в огне благое знамение для императора.
Сенаторы стремились и для себя увидеть в огне что-нибудь приятное.
Луций Курион тоже усматривал в пламени добрый знак для своих честолюбивых замыслов. И лишь Сенека смотрел выше, поверх алтаря; он видел, что дым собирается под сводами храма и осаждается на стенах серовато-зеленой плесенью. Сенека в знамения не верил.
Глава 56
Склонив голову, вошел Фабий в огромное помещение базилики Юлия. Ни белизна мрамора на шестидесяти могущих арках, расположенных двумя рядами, ни море света, через окна вливавшееся внутрь, не лишили ее строгости и холодной деловитости: вчера – биржа, сегодня – зал суда.
Фабий на мгновение поднял глаза от пола, выложенного мелкой мозаикой, в эту высь, а потом смотрел только прямо перед собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215