Художник Джинта да Пиза поместил картины из жизни Франциска напротив фресок, изображающих Иисуса, коему святой подражал более полно, чем кто-либо иной. За годы, проведенные Конрадом в горах, из нижней окантовки фресок исчезли большие куски. Каменщики устроили в стене проемы, через которые можно было попасть в боковые приделы с малыми алтарями. Распространявшаяся в ордене ученость привела к появлению множества священников, а священникам для ежедневных служб нужны алтари. Сам Конрад никогда не чувствовал потребности отслужить мессу, считая, что, не теряя времени на обряды, придет к Богу более прямым путем, но монастырская братия, как и следовало ожидать, держалась общепринятой практики.
Он переходил из часовни в часовню, пока, описав полный круг, не оказался в южном приделе – в часовне Иоанна евангелиста. Несколько плит с надписями, вделанные в стену, отмечали места погребений. Здесь лежали фра Анжело Танкреди, двоюродный брат святой Клары, и рядом с ним фра Руфино. Последнее оказалось для него неожиданностью. О смерти Руфино Конрад не знал. Дата на плите говорила, что тот скончался не более года назад. Последний раз, когда Конрад навещал наставника, Лео делил с Руфино крошечную келью в Портиункола.
– Покойся в мире и радости, старый друг, – вслух пожелал он. И тут увидел надпись, которую искал.
FRATER LEONE QUI OMNIA VIDERAT
OBITUS ANNO DOMINI 1271
Превосходная эпитафия, даже ироничная. «Брат Лео, который видел все». Или, как истолковал бы эти слова Конрад: «Брат Лео, который ничего не упускал».
Он встал на колени перед плитой и коснулся лбом холодного камня. Он не произнес вслух и в мыслях не задал никакого определенного вопроса – Лео, конечно, поймет его нужду без вмешательства слов. В таком положении он оставался все утро, но ответ так и не явился. В какую-то минуту он поймал себя на том, что вспоминает заверение Лео, будто Амата станет ему помощницей. Быть может, миг сомнения, сопровождавший это воспоминание, и объяснял упорное молчание наставника.
Мысли его обратились к апостолам, шедшим в Иерусалим за своим учителем. Они пребывали в недоумении, ибо Иисус только что сказал им, что должен пострадать и умереть в этом городе. Они потеряли из виду цель, встревоженные неясным будущим и кажущейся бессмысленностью всего, что случилось прежде. И вот, когда они совсем истомились и впали в уныние, Иисус явился перед ними преображенный, в сопровождении двух пророков древности, и тогда они вспомнили, Кто ведет их.
Может быть, размышлял Конрад, он слишком многого хочет. Уж не вообразил ли он, что Лео будет являться ему во славе, вместе со святым Франциском – дважды за две недели? Даже апостолы лишь однажды видели преображение.
Он неуклюже встал и растер сведенные мышцы. Хватит тянуть. Пусть три спутника, как любовно называли Лео, Анжело и Руфино другие братья, вместе наслаждаются последним покоем, как вместе переносили они труды и горести во времена младенчества ордена. Прозвище стало таким привычным, что даже их запретные ныне воспоминания о днях, проведенных со святым Франциском, братия называла просто : « Legenda Trium Sociorum » – « Легенда трех спутников ».
Отшельник вдруг развернулся и шагнул обратно к могиле Лео. Возможно ли, что Бонавентура или кто-то из прежних генералов ордена пытал Лео или его друзей? «Почему искалечены спутники?» – спрашивал Лео в своем письме.
– Прошу тебя, второй отец, – умолял он, – скажи, кого из своих спутников ты подразумевал? Как мне узнать «почему» , если я даже не знаю, «кто»?
И снова ответом ему было молчание.
«Один из добрых братьев», – думала донна Джакома, глядя вслед Конраду, уходящему по переулку. Она жалела, что растревожила его, но в то же время считала, что пора ему выйти из своего уединения. Он был так молод – ребенок с высоты ее восьмидесяти двух лет – и такой бесхитростный! Ту же наивность и упорство она ощущала в святом Франческо. Должно быть, эти-то качества и делают людей святыми, – вдохновленная свыше прямота, не допускающая серого цвета в черно-белый мир, разделенный на хорошее и дурное.
Раздумывала она и над историей молоденькой женщины, с которой так жестоко обошлась жизнь. При мысли о ней перед глазами старухи все стало расплываться, ей хотелось плакать от боли за всех девочек, всех женщин, кричать от ярости, много лет камнем лежавшей у нее на сердце. Мужчины так сильны в своей безрассудной тяге к уничтожению, а расхлебывать последствия их поступков достается женам, детям и слугам.
К возвращению посланного с поручением управителя донна Джакома решилась.
– Маэстро Роберто, пусть Габриеэлла приготовит мою голубую накидку и мантилью. Мы с вами идем в Сан-Дамиано. У меня есть дело к матери настоятельнице.
Роберто от удивления наморщил лоб. Она теперь редко выходила из дома.
– Я пошлю за носилками, – предложил он.
– Ненужно, – Джакома. – вдруг почувствовала себя очень сильной.

16

К началу дня Конрад получил в свое распоряжение келью в монашеской спальне и первый раз поел с братьями в трапезной. Впрочем, здесь были не все братья. Фра Бона-вентура и высшие чины братии, по-видимому, ели отдельно – скорее всего, в лечебнице, вместе с больными, получавшими более обильную и нежную пищу, – что как нельзя более устраивало Конрада. Ему хотелось остаться незамеченным, насколько это возможно в столь малочисленной общине, а значит, избегать прямой встречи с генералом ордена. После полуденной трапезы братья разошлись кто куда, и он направился в библиотеку.
– Фра Конрад! Какая приятная неожиданность! – Высокий монах обхватил его за плечи и прижался к его щеке своей сухой щекой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143