– Энрико, – позвала она. – Энрико.
Когда к ней подошел Джакопоне с факелом в руке, она разглядела у придорожного куста неподвижный холмик. Заставить себя его потрогать она не сумела, но не сомневалась – человеческое тело. В животе у нее что-то перевернулось и к горлу подступила рвота.
Амата упала на колени рядом с лежащим.
– Нет, Рико, нет, – плакала она. – Неужели и тебя?!

11

Конрад отодвинул Амату плечом, ощупал грудь Энрико, так же как только что у мертвеца. Потом он склонился к самому лицу мальчика. Амата беспомощно заламывала руки – жест молитвы и отчаяния.
– Он еще дышит, но едва-едва. Где сиор Джакопоне?
– Рядом, падре. Вот он. – обернулась к дороге: – Скорей!
Кающийся высоко поднял свой факел и победно взревел, приближаясь к ним.
– Я не пробовал такой драки с тех пор, как мы гнали из Тоди Бенедетто Гаэтани с его сворой гибеллинов, – сказал он.
– Нас вы несомненно спасли, брат мой, – кивнул Конрад, – но боюсь, мы уже не успеем помочь Энрико. Он на краю смерти. Надо унести его, пока не вернулись banditi, – он махнул рукой в сторону леса. – Оставьте Фабиано один факел, сиор Джакопоне. И поищите тонкие деревца на жерди для носилок.
Джакопоне бросил всего один взгляд на мальчика и тут же бросился к зарослям. Затрещали ветки. Конрад обдумал что-то, прижав ладонь ко лбу, и принялся бродить вокруг.
– Пойдем со мной, сестра, – сказал он чуть погодя. – Гадкое дело – обдирать трупы, но одежда преступника нужна нам, чтобы перенести Энрико. Мы проденем жерди в рукава.
Она побрела за ним, как в полусне. В голове было одно: если бы не она, Энрико не лежал бы сейчас на дороге полумертвый, хотя, может быть, ее саму тогда убили бы. И лучше бы так. Господь явно наложил проклятье на всех, кто ей дорог.
Конрад приказал ей отвернуться, пока он раздевал тело. Амата медленно обернулась и стояла, уставившись в темноту, пока он не вскрикнул:
– Dio mio Мой бог! (ит.)

, сестра! Что ты наделала? Ты убила брата! Конрад снял с убитого верхнюю накидку. Под ней была серая ряса, перепоясанная веревкой – такая же, как у них с Конрадом. И на шее, на завязанном узелком кожаном шнуре, висел простой деревянный крест.
– Он старался убить меня.
Амата вдруг обмякла, слова шли из горла хриплым шепотом. Не осталось сил даже оправдываться и защищаться. Рука с факелом опустилась к самому лицу мертвеца, осветив лысую макушку и искаженные застывшие черты.
– Падре! Я же его знаю. Только сегодня утром видела.
– В Губбио?
– Да, на пьяцце. Он стоял чуть позади толпы, и с ним еще несколько из нашего ордена. Он откинул капюшон, и я, помню, подумала, что он будто радуется холоду.
– Почему же они напали на нас? Амата вскинула голову.
– Один сказал, что они искали тебя.
Она оглянулась на неподвижное тело Энрико по ту сторону дороги и вцепилась в рукав отшельника.
– Мне страшно за вас, падре. Пожалуйста, не ходите в Сакро Конвенто. Вы попадете в смертельную ловушку.
– Решать мне, – напомнил он девушке, – и пока я не вижу перед собой выбора. – Он еще минуту рассматривал мертвого монаха. – Да и так ли важна жизнь? Если бы эти люди убили меня, я уже радовался бы встрече с Лео и святым Франческо. – И, с улыбкой похлопав себя по груди, добавил: – И уже понимал бы смысл письма.
– Но Лео хотел, чтобы вы жили и рассказали всем то, что узнаете. Я в этом уверена.
Из кустов появился Джакопоне, волочивший за собой два тонких, но крепких деревца с обломанными ветками. Он оставил жерди рядом с Энрико, а сам подошел к Конраду и Амате.
– Сперва надо похоронить этого брата, – сказал Конрад.
– Похоронить? – крикнула Амата. – Да разве можно терять время? Прежде всего надо унести отсюда Энрико.
– Он был нашим братом. Его должно похоронить по-христиански, а не оставлять в добычу хищникам. – Конрад снял с шеи убитого крест и отдал девушке. – Подержи пока – отметим его могилу. Сиор Джакопоне поможет его раздеть. Можно будет завернуть тело в плащ и завалить камнями.
– Дайте мне его пояс, – попросила Амата. – Пригодится.
Она ждала на дороге, сжимая в одной руке факел, а в другой крест, пока мужчины уносили останки монаха за деревья. Не сводила глаз с поворота тропы, с минуты на минуту опасаясь возвращения бандитов. Трое удрали в Губбио, но тот копейщик может оказаться где угодно. Его вопли давно сменились тишиной холодной ясной ночи. Напрягая слух, она слышала только, как возились в подлеске Конрад с Джакопоне, разгребавшие землю и ворочавшие камни. Даже Энрико не стонал, не вскрикивал от боли. Мертвенное молчание пугало девушку больше всего.
Через какое-то время из кустов появился Джакопоне. Он отдал девушке веревочный пояс и забрал у нее крест. Амата бросилась к Энрико, связала вязанку тонких веток, подожгла своим угасающим факелом. Огонь перебирался с ветки на ветку, и вскоре ей стало ясно видно его лицо. Чистую кожу испятнали синяки и царапины, светлые волосы запеклись в крови и торчали грязными пучками. Такой молодой – ее брату Фабиано теперь было бы столько же. Она села рядом с ним на землю и гладила его лоб, перебирала пальцами спутанные волосы, разбирая колтуны.
Веки у него дрогнули, широко открылись. Он узнал ее.
– Амата, – прошептал он, – ты жива.
– Ох, слава богу, Рико, – отозвалась она, – и ты тоже.
– Ну, не знаю. У меня все болит. И такая слабость...
– Ты так храбро прыгнул на спину тому человеку! Он попытался улыбнуться.
– Раз в жизни сделал что-то храброе и на этом кончился.
– Тс-с. Не говори так. Мы почти добрались до Сакро Конвенто. Монахи тебя залатают.
Веки у него снова упали. Мальчик мотал головой из стороны в сторону, борясь с беспамятством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143