Это мучает тебя. Именно это, хотя ты сам не осознаешь – что. Но ты и не можешь их помнить. Так сказано в Книге Пути.
– Что сказано?
– «И только у Бегуна не один путь, а много всяких, и много ему придется узнать, но он никогда не будет помнить пройденного, но всегда станет ждать пути впередилежащего и готовиться к нему как к единственному, то есть первому и последнему. Такова судьба Бегуна, пока эта судьба – его».
– И что эта белиберда означает?
– Это Книга, – обиженно сказал Кармель: все-таки достал его Чернов. – Книга права во всем. Никогда не было такого, чтобы Книга ошиблась. Проверено. Она существует всегда – столько, сколько существует наш народ, и пока она с нами – мы будем жить. И правильно жить.
– Возможно, – не стал спорить Чернов. Его вдруг заинтересовало другое. – Выходит, в этой Книге написано и про меня?
– Я же говорил тебе ранее. Ты привел наш народ в этот мир. Ты видел в Храме святую доску с твоим изображением,
– Да, это я помню: ты говорил, я видел. Но извини: не могу вспомнить, как я кого-то куда-то приводил… – сказал раздраженно и осекся: только что цитата прозвучала – про Бегуна, который не помнит ни хрена, пардон за дурацкую рифму. Надо быть повнимательней. Беспамятный – да, это, как видим, по Книге. Но не бестолковый же!.. – Но я и не могу помнить, так утверждает Книга, верно, Хранитель?
– Совершенно верно, Бегун.
– Ты еще говорил – там, в Храме, – что я опять встал на Путь, раз я здесь…
– Как и положено судьбой, Бегун.
– Но как я поведу ваш народ в новый мир, если я не могу вспомнить, откуда вывел вас в прошлый раз? И, к слову, зачем вывел…
– Книга, Бегун. Там описан твой путь – тот, который стал нашим.
– Дай мне ее. Я должен прочесть…
– Никто не может коснуться Книги, кроме Хранителя. Но ты прав: ты должен знать свой предыдущий Путь, чтобы не ошибиться в последующем. Я расскажу тебе… Еще вина? Рассказ будет долгим…
– Наливай, Хранитель. Говоришь, солнце заходит, жара спадает… Давай пойдем на воздух. Я видел: у тебя на крыше есть где прилечь и предаться долгому рассказу.
Чернов произнес это и усмехнулся про себя: перенимаешь разговорную манеру собеседника, стайер. А впрочем, местная языковая арамейско-еврейская смесь с неведомо откуда взявшимися – вот еще загадка! – вкраплениями баскских слов и оборотов вполне располагала к этой манере.
Вместо ответа Кармель встал, подошел к входу и поманил к себе Чернова. Тот легко, словно и не грузило желудок мясо с вином, оказался рядом с хозяином, выглянул на улицу сквозь отодвинутую занавесь. Увиденное ошарашило. Улица – узкая, кривая, пыльная – была полна народом – как давеча, когда вбегал в городок. Мужчины, женщины, дети стояли, сидели, прислонившись к стенам домов, и не отрываясь смотрели на вход в дом Кармеля. Молчали. Чернов отшатнулся: ему показалось, что десятки глаз просто протыкают его насквозь.
– Что это они? – спросил он.
– Ждут, – кратко ответил Кармель.
– Чего?
– Решения.
– Какого решения?
– Твоего. Когда ты начнешь.
– Что начну? – Чернов сам не услышал, что почти кричит.
А Кармель отвечал, как начал – тихо и с почтением:
– Искать Путь.
– Я должен его искать? Уже?!
– Конечно. Он дается не сразу. В прошлый раз ты искал его сорок восходов и сорок закатов.
Высоко! Сорок дней и сорок ночей, если по-простому… Любимая Библией цифра – сорок. Все-таки Земля в любой точке пространства-времени одинакова! «Там» – Библия, Книга Книг. «Здесь» – какая-то Книга Пути… Или это Чернову так повезло – провалиться в мир, столь похожий на его, только отнесенный во времени назад на добрую тысячу лет? Или это не везение московского бездельника, а судьба Бегуна – выбирать некий загадочный Путь, который возможно и необходимо преодолеть?..
– Да, Кармель, ты прав, под столькими взглядами спокойно не побеседуешь. Убедил… – Чернов вернулся к столу, залпом выпил вино из чашки. Сел на табурет. – Начинай рассказ, Хранитель. Раньше начнешь ты – раньше начну я. Откуда фраза? Не из Книги ли Пути?.. Ладно, не обижайся, шучу… Поехали.
И Кармель послушно сел напротив, отодвинул от себя вино – мешает оно ему, что ли? И начал:
– Это случилось двенадцать поколений назад…
Он, невольно или специально, посмотрел в низкое оконце – вырубленное в стене или выложенное в ней, а в оконце только небо и видать, выцветшее, как стираные-перестираные джинсы.
Чернов воспользовался паузой, прикинул: двенадцать поколений это сколько? Здесь обзаводятся детьми рано, лет в двадцать уже, значит, двенадцать на двадцать да еще прикид на всякий пожарный… Ого! Лет под триста тому «это случилось», давненько. Только что «это»?
Хранившееся где-то в подвале вино здесь, наверху, теплело в кувшине и чашке молниеносно. Но вкуса не теряло.
Ты прямо идол каменный, то ли огорчалась, то ли восхищалась ушедшая в века (теперь уж точно так!) жена, тебе все по фигу, случись сейчас землетрясение, извержение, цунами, метеорит брякнется, а ты так и будешь сидеть себе и пиво тянуть… А что делать, вроде бы полемизировал тогда с женой Чернов, а на самом деле сидел себе, молчал и тянул пиво, а что зря трепыхаться, коли ничего изменить нельзя?.. Сейчас он тянул тепловатое красное вино и все-таки удивлялся: вот он в другом времени и явно в другом мире, вот произошло, наконец, обещанное женой землетрясение, или извержение, или метеорит упал и все к хренам изменил в черновском мире, а он, Чернов, прямо идол каменный. Удивлялся так и сам себя успокаивал: а что зря трепыхаться?.. Но отмечал машинально: раз успокаивает себя – значит волнуется, значит не все потеряно, дорогая жена, не идол я, а человек, и у меня свои пределы покоя имеются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133