Чернов малость охренел от прописных букв – раз, от маразматического пафоса диалога – два, от его дикой непонятности – три, и, главное, четыре – от непонятно уверенного поведения Хранителя, который вёл диалог так, будто все эти Воды, Пустыни и Страны знакомы ему с малых лет, исплаваны и исхожены вдоль и поперёк, а с этими усатыми кексами-завоевателями он в детстве играл в одной песочнице. В Красных Пустынях. Но и он сам, Чернов, ловил что-то знакомое в торжественно-былинном рассказе главаря всадников. Вроде как татаро-монголы, в его родной истории добравшиеся до италийских земель, здесь, в этом ПВ, оседлали Пиренеи и собрались захватить близкую Африку. Но откуда им известно о дальней Антарктиде, о так называемых Бесконечных Льдах, если именно это имеется в виду?.. И что за время на дворе?.. Хотя на последний вопрос он, похоже, долго не получит ответа. По крайней мере пока не попадёт в мир хоть с каким-нибудь календарём.
И ещё: похоже, под словом «Путь» две высокодоговаривающиеся стороны имеют в виду совсем разное. Раскосый всадник назвал Путь вефильцев – странным. На его месте Чернов считал бы такое определение слабоватым.
Чернову стало обидно, что его, геройского человека и тоже в некоем смысле первопроходца, бесцеремонно отстранили от участия в переговорах. А между тем именно ему, Бегуну, придётся бегать по окрестностям, оккупированным этими джигитами, и искать очередного Зрячего, чтобы побыстрее слинять с их вполне реального земного Пути на свой – не совсем земной и уж вовсе не реальный, прав всадник. Вдруг да они его, Зрячего, уже порюхали на котлеты, эти завоеватели пустынь? Как тогда насчёт очередного Сдвига? Или оставаться под оккупантами и ждать кого-то, кто – подобно библейскому Моисею – выведет народ Гананский в землю обетованную?
Усмехнулся: а он-то, Чернов, выражаясь иносказаниями и есть Моисей, а ситуация – типичный Исход. И Моисей, в отличие от Чернова, время зря не терял и даже не молчал перед фараоном, хотя, по легенде, был косноязычен.
– Вот что, ребята, – решительно вмешался Чернов в витиеватую беседу, – давайте перейдём к делу. Как твоё имя, всадник?
Термин «jinete» из современного Чернову испанского оказался не чужд и усатому.
– Меня зовут Те-га-чи. – Он произнёс имя по слогам. – Я – из рода Да-цэ-го, чьи корни пропадают во тьме времён, а ветви стремятся к небу. А как твоё имя, незнакомец?
Если это монголы, завоевавшие Европу, то – по времени Чернова, – дело должно происходить где-нибудь в тринадцатом веке. Но здесь иной счёт времени…
– Бегун, – ответил Чернов.
И всадник – вдруг! ни с того ни с сего! – упал на колени, ткнулся лбом в дорогу и закрыл ладонями затылок – словно ожидал удара. И все остальные всадники мухой спешились и повторили этот непонятный акт унижения.
Чернов опять прибалдел, но лица не уронил. Сказал властно, как подобает тому, перед кем падают ниц вооружённые люди:
– Встаньте, воины!
Он оглянулся на Кармеля: ни грана удивления! Как будто всё так и задумано. Вспомнили о Ветхом Завете?.. Вот вам она – библейская невозмутимость сиречь мудрость…
А воины нехотя, смиренно и подобострастно глядя на Чернова, поднимались с колен, придерживая спадающие шлемы.
– Что это с ними? – всё же поинтересовался Чернов у Хранителя.
На древнееврейском, естественно.
– Ты сказал им, кто ты, – с библейской невозмутимостью сообщил Кармель.
– А они откуда знают про Бегуна?
– Сказано в Книге, – привычно задолдонил Хранитель, – «И всякий встречный, услышав имя Бегуна, должен упасть ниц, потому что, если он не сделает так, Огонь Небесный, следящий за Бегуном и его Путями, сойдёт на землю и покарает всех – и виновного и невинных, потому что Огонь Небесный не разбирает, кто виноват, а кто нет. И вина виновного падёт карой на жизнь невинных. Это – плата за дерзость людскую. Сущим неприемлемую».
Вставшие с колен всадники в почтении слушали незнакомую речь. Не встревали.
– Что за бред? – восхитился Чернов. – Во-первых, ты не объяснил, почему каждый встречный, не принадлежащий народу Гананскому, должен знать, что сказано в Книге Пути, и более того – моё имя. Во-вторых, этот Огонь Небесный, судя по всему, – штучки Сущего. Мне они не нравятся, Хранитель. И мне не нравится, что за мной следит не Сущий, а какой-то Огонь, пусть и Небесный. Я не желаю быть причиной кары для невинных. И в-третьих, что это за штука такая – Огонь Небесный? Пожар? Молния? Метеорит?
Последнего слова Кармель не понял. Но для ответа хватило предыдущих.
– Не знаю, – просто объяснил Кармель. – Должен – и всё. Так сказано. И потом, зачем ты спрашиваешь? Сам видишь: они все знают и боятся тебя… – И добавил презрительно: – Ничтожества!..
Точнее, он назвал их безобиднее – «ничто», «nada» по-испански, но хватило и этого. Мгновенно выхваченные двадцать мечей сверкнули на солнце. Главарь раскрутил свой, как персонаж из какого-нибудь фильма про древних самураев, воздух свистел, рассекаемый двумя десятками бритвенно заточенных лезвий, и двадцать вефильцев рванулись вперёд, прикрывая собой Хранителя и Бегуна.
И что дёрнуло Чернова – Сущий знает, но он заорал диким голосом:
– Прекратить! Стоять смирно! Иначе я призову на ваши головы Огонь Небесный!..
Где там!
Ударил меч о меч, брызнули искры, вскрикнул кто-то – получивший ранение…
И Чернов, не думая о последствиях, но – только о том, чтобы словом, а не оружием остановить бессмысленную и ничем не оправданную, не предполагаемую даже бойню, поднял руки к небу и прокричал – вполне в том стиле, который, по его пониманию, был уместен к случаю:
– Сущий! Единственный! Останови неразумных, которые закрывают мне Путь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132