– Ганя словно подслушал мои мысли.
– Где здесь? – Вопрос провокационный, но необходимый: что парень думает о нашем путешествии?
– Как где? В посёлке.
– А что это за посёлок?
– Не знаю… – Ганя пожал плечами. – Похоже на среднеевропейский пейзаж.
Ещё один вариант – попроще и менее фантастичный. Но всё-таки:
– Из Москвы в Европу через окно?
– А что особенного? Нуль-переход.
– Нуль-переход – прерогатива фантастов. А ты у нас серьёзный учёный.
– Нуль-переход – уже прерогатива серьёзных учёных, – обиженно отпарировал Ганя, – пока, правда, на уровне домыслов…
– И кто же его устроил, этот нуль-переход?
– Откуда я знаю? Может, кто-то ставит опыт. В МГУ, например.
– И объектом для опыта выбрал моё окно? Вероятность такого события практически равна чему?
– Нулю, – мрачно признал Ганя. – А как ещё объяснить эту бредятину?
Я поделился с ним своими соображениями. Ганя внимательно слушал, иногда усмехался, а потом сказал:
– Бросайте журналистику. Идите в фантасты: у вас получится.
Я обозлился. Меня всегда раздражали самоуверенные молодые люди, признающие лишь то, что укладывается в их рационалистические мозги. Великий принцип «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда» господствует над их разумом, не позволяя усомниться в незыблемости мира. Их мира, естественно. А он помещается в данном случае в непрочных корочках учебника физики. Ай да Ганя! Я-то считал его сумасбродом и фантазёром (полезные качества для учёного), а он мгновенно заглох, столкнувшись с неведомым и непонятным.
– Пошли дальше, – сказал я сердито. – В последнем доме открыто окно.
В доме, замыкавшем улицу, было действительно открыто окно. Кто его распахнул? Обитатели дома или «святой дух»? В царстве сказки оба варианта вполне возможны. Я даже не стал строить догадки. Зачем? Проще подойти и заглянуть в него: вдруг да и увидим хоть какое-то объяснение.
Ну, объяснение не объяснение, а что-то увидим наверняка. Я побежал по дороге, подымая тучи пыли. Ганя обогнал меня, первым вбежал на узкую веранду, сунул в окно голову.
– Подожди! – крикнул я, чего-то испугавшись.
Он обернулся с какой-то странной улыбкой:
– Чего ждать? С нуля начали, к нулю и пришли.
Я оттолкнул его, посмотрел в окно и оторопел: стопка рукописей на подоконнике, занавески в цветочках, в глубине комнаты – письменный стол, заваленный черновиками, папками, справочниками, на столе – зелёная лампа кузнецовского фарфора, купленная женой в комиссионке на Горького. Короче, это была моя комната, точно такая же, которую мы покинули четверть часа назад в другом конце улицы.
Решение действовать пришло к нам одновременно. Не сговариваясь, мы бросились бежать назад по улице, толкаясь, втиснулись в окно и ошалело посмотрели друг на друга: та же комната. Моя комната.
Итак, в посёлке имеется две одинаковых квартиры в двух симметрично расположенных домах. Одна начинает посёлок, другая завершает его. Или наоборот. Из одной мы начали путешествие по смежному (якобы) миру, в другой вполне можем закончить.
Что ж, это хорошая идея: на месте посмотреть, чем же отличается моя первая квартира от вновь обретённой.
Мы снова бежали по пыльной улице, снова лезли через окно, снова забыв о нормальном пути через дверь. Впрочем, в сумасшедшем посёлке на двери лучше не рассчитывать: сами не открылись – никто не откроет.
Я заглянул в стол, придирчиво обошёл комнату, вышел в соседнюю, открыл дверь на кухню. Ганя молча следовал за мной, ожидая решения. Наконец я закончил осмотр, сел в кресло, сказал разочарованно:
– Может быть, я чего-то не замечаю, но, по-моему, это моя квартира. Руку на отсечение…
– Не надо, – перебил Ганя. – Поберегите руки. Нас пока не отпускают.
Он сидел на подоконнике и смотрел на улицу.
– Кто не отпускает? – не понял я.
– Хозяева. Квартира ваша, а пейзажик их.
– Посёлок, что ли?
– Если бы! – невесело усмехнулся Ганя. – Хотите полюбоваться?
Я уже устал сознавать, что оторопел или изумился. Все эти определения постоянно и неизбежно сопутствовали нашему маршруту. Посёлка за окном не было.
Прямо от балкона-веранды начинался лес. Тот же самый лес, который окружал с четырёх сторон каре особнячков: дубы или псевдодубы в четыре обхвата, выпуклая, рельефная кора, блестящие большие листья, будто вырезанные из зелёной глянцевой бумаги, из которой так здорово клеить под Новый год ёлочные гирлянды.
– Может быть, это избушка на курьих ножках? – поинтересовался Ганя. – К лесу задом, к нам передом…
Юмор был невесёлый, и я его не оценил. Пожалуй, у меня начинала складываться версия происходящего, вернее, не складываться, а только брезжить, слабо-слабо, еле заметно. Но я уже зацепил её, теперь потянуть за кончик и вытащить. Но для этого требовалась кое-какая проверка.
– Ну-ка, полезай из окна, – сказал я Гане.
Ганя послушно перелез через балкон, спрыгнул на землю и… пропал.
– Теперь обратно, – произнёс я, казалось бы, в никуда, в тёмный лес.
Ганя возник из-за балкона, как Петрушка из-за ширмы, сел верхом на барьер, оглянулся, присвистнул:
– Опять лес!..
– А было?
– Посёлок был. Прыгал вроде в лес, а очутился на улице. А теперь опять…
– Хочешь гипотезу? – спросил я. – Только всё равно не поверишь…
– Поверю, – сказал Ганя и вошёл в комнату, – я теперь всему поверю.
– Это один и тот же дом, одна и та же квартира, и можно считать, что мы из неё никуда не выходили, – выпалил я залпом.
– Неужто? – Ганя вложил в восклицание весь свой наличный запас сарказма. – А улица нам приснилась? И пыль, и дома, и лес? Так, что ли?
– Нет, конечно, всё было и всё осталось. Только, выйдя из дома, мы шли к нему же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19