– Задумался.
– О чем?
– Так, всякая муть в голову лезет.
– А тебе идет: строгий ты с лица в задумчивости. Не зря тебя мать херувимом зовет.
– Я ведь о ней все время и думаю. Вот она где у меня сидит, – Михеев показал на горло.
– Не канючь, – остановила его Катерина. – Я тоже с характером и тебя ей в зубы не дам.
Михеев растерянно посмотрел на жену. Говорить или не говорить? Все-таки старуха ей – мать родная. Связь кровная, а о том, чего Андрей добивается, даже вслух произнести не решишься.
– Ты о кладе поповском забыла, Катя? – спросил он ее с укоризной.
Катерина вздохнула уступчиво – без надежды, даже без сожаления. Будто смирилась с необходимостью ждать.
– Клад у нее в стене замурован. Отдать его нам она не захочет. А силой возьмешь – государству выложит, как пригрозила. Вот ты в безбожниках ходишь, а я верующая. И как верующая скажу: блаженны нищие духом. Ты даже не знаешь, что это одна из заповедей Христовых. Только блаженства у нас давно нет, обнищали мы духом, ни воли его, ни силы убеждения уже не осталось. А ведь отец, бывало, одним словом мать укрощал, а мы, нищие духом, только казнимся. Терпеть да ждать – вот наш удел, Василий.
Нет, думал Михеев, рассказать ей о черном замысле никак невозможно. Придется стерпеть эту муку-мученическую в одиночку, пока терпится. Что такое нокаутирующий удар – он знает. Лежишь на полу, а судья над тобой всю роковую десятку отсчитывает. Можно и совсем не встать от удара – как ударить. Он всегда помнил об этом, когда ходил в тяжеловесах и не помышлял, что станет когда-нибудь рядовым учителем физкультуры.
А если рискнуть? С одного удара, без предварительной подготовки. Размахнись рука, раззудись плечо. Чистенькое неосторожное убийство. Ни одна живая душа, кроме Андрея, знать не будет, что оно спланировано. А не выйдет, так не выйдет. Пусть Андрей додумывает.
Михеев погасил ночник и закрыл глаза.

2

Отверстия, высверленные электродрелью в двойных стенах дома, снизу не видны и не замечены никем из присутствующих. А присутствуют многие – во главе со старшим инспектором капитаном милиции Саблиным. Они сидят здесь уже второй час, заканчивая первые протоколы допросов по делу. Тело убитой уже отправлено в морг.
По словам ее дочери, убийство произошло в одиннадцать утра, что и подтверждено медицинским экспертом во время осмотра трупа.
– Смерть, судя по ссадине на виске, – сказал врач, – последовала от удара кулаком, нанесенного убийцей с большой силой. Об этом же свидетельствуют и сбитая кожа на суставах правой руки убийцы, и запекшаяся кровь на его пальцах. Это удар боксера-тяжеловеса, который в данном случае оказался смертельным.
Эксперт-трассолог высказалась еще короче:
– Все отпечатки пальцев в комнате принадлежат троим: убитой гражданке Вдовиной, ее дочери продавщице магазина «Мясо – рыба» Михеевой и обвиняемому в убийстве Михееву, преподавателю физкультуры средней школы номер тринадцать. В комнате у черного хода – она сейчас заперта – проживает еще один член семьи убитой, сводный брат Михеевой Андрей Востоков, оценщик комиссионного магазина на Белой горке.
– Как свидетель Востоков пока отпадает: его не было дома во время убийства, – резюмирует Саблин. – Пригласите Михеева.
Входит Василий. Он испуган и удручен. Облизывает сбитую кожу на пальцах.
– Я же вам уже объяснил все.
– А мы сейчас это и запротоколируем, – откликается следователь прокуратуры. – Повторите, как все это произошло.
– Все начало со ссоры.
– Из-за чего?
– Мы тратим сто пятьдесят на стол. Я с женой вношу сотню, а она добавляла пятьдесят. Сегодня же утром вдруг отказалась: больше тридцатки, говорит, не дам. Я, мол, и ем меньше, и разносолов не требую. Убеждаю ее, как умею, у меня, говорю, все подсчитано, а она свое: зверь-баба.
– А дальше?
– Говорю же, зверь-баба! С кулаками на меня… Ну, меня как повело, в глазах помутилось. Замахнулся сплеча, стукнул, она и упала… Сначала решил: притворяется. А Катерина к ней бросилась, кричит: убил, убил! Не смотрел я, куда ударил, а оказалось – по виску попал. – Михеев всхлипнул, растерянно осмотрел свой кулак. – Ручищи-то у меня… Забылся… – Он опять всхлипнул, что странным казалось: бугай здоровый, чуть не плачет. – Виноват, кругом виноват. А все характер мой дурацкий. Катерина сколько раз твердила: сдерживай себя, дурак, сдерживай… Вот и сдержал. Как по закону положено, так и отвечу…
Следователь прокуратуры Глебовский приглашает жену Михеева. Она сквозь слезу подтверждает все сказанное мужем.
– А не было ли у него корыстных побуждений? – спрашивает Глебовский.
– Не понимаю.
– Ведь ссора-то произошла из-за денег?
– Василий считал, что все члены семьи должны вносить на жизнь поровну.
– Может быть, у вашей матери были солидные сбережения?
– Ну какие же заработки от пения в церковном хоре? Да и покойный муж ей почти ничего не оставил.
– У меня больше нет вопросов, – заключает Глебовский. – Других свидетелей, видимо, тоже нет.
– Есть, – говорит Саблин и обращается к участковому: – Введите гражданку Хижняк Марию Антоновну.
Входит немолодая некрасивая женщина с большой рыночной сумкой. Глебовский берет новый бланк протокола, заполняет паспортные данные, спрашивает:
– Каким образом вы оказались свидетельницей убийства? Вас же в комнате не было.
– Я мимо на рынок шла, а окна у них были настежь открыты. И они так кричали, что на другом конце улицы было слышно.
– О чем же они кричали?
– Ругались, как на базаре. Всячески обзывали друг друга. В три голоса орали: две бабы, один мужик. Я постояла, послушала, да разве поймешь, когда люди собачатся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26