– При чем здесь вы, – нахмурился Симонов. – Это я сболтнул…
– Ладно, боксировать будем по выходным дням… Вчера Востокова на Калининском видели, – начал Саблин. – Поел мороженого в кафе. Купил батарейку для карманного фонаря. По-моему, он так просто гулял. Иконы у него не было.
– Я получил указание следить за Лысым, – подхватил Симонов. – В три часа он поехал к Лешке Климовичу. Час, должно быть, у него просидел. Потом Востоков ушел на ту прогулку, о которой рассказывал Саблин, а я поехал за Лысым. Знали бы вы, куда он помчался!
– Догадываюсь. В Ашукинскую.
– Как вы угадали, товарищ полковник?
– А много ли в Москве крупных фирмачей осталось? Безухов на пляже в Пицунде пузо греет, Корольков на собственной даче отлеживается. Ведь осудили-то его без конфискации имущества. И оба уверяют нас, что завязали напрочно. А я ни тому, ни другому не верю.
Саблин воспользовался наступившей паузой.
– Разрешите вопрос, товарищ полковник.
– Пожалуйста.
– Где и как будет произведена развязка операции?
– Думаю, на даче у Короля. Вместе с товаром и с деньгами.


Король и его вассалы

1

Корольков встретил Лысого на терраске, откуда он командовал Полиной, домработницей, собиравшей ему с грядок доспевшую клубнику. Стоял он в одних трусах в позе штангиста-тяжеловеса, готового поднять рекордный вес.
– Здоровеньки булы! – приветствовал он идущего от калитки Одинцова.
– Ты один? – спросил Одинцов.
– Кроме укротительницы Полины, мы одни в джунглях.
– Есть разговор, – предупредил Одинцов.
– Что ж, отправим Полину на кухню, а сами займемся клубникой. Она ускорит работу мысли.
Он выслушал рассказ Одинцова об иконе, не перебивая и не комментируя, и только, когда тот умолк, спросил:
– Где икона?
– У меня.
– Какой век?
– Четырнадцатый. Начало пятнадцатого.
– И конечно, Рублев? – Это прозвучало с сарказмом.
– Неизвестный автор. Но есть что-то от Рублева или от Феофана Грека.
– Вернее всего, подделка или позднейшее подражание.
Воспользовавшись паузой, Одинцов рассказал о происхождении иконы, как она была пожертвована протоиереем своей сожительнице, как она попала в руки Востокову…
– Значит, угрозыск в курсе?
– Там о ней знают, но никто не видал.
– Сколько он хочет?
– Пятьдесят тысяч. В советских ассигнациях.
Корольков усмехнулся, только в усмешливости уже не было недоверчивости.
– Похоже на правду. Только ты почему-то умолчал о комиссионных… Сколько?
– Процентов двадцать.
– Почему ж так много?
– Потому что я не один.
– Сколько жуликов развелось. Как клопы к чужой крови лезут.
– Хорошо жить всякий хочет.
Корольков внимал серьезно, говорил серьезно, ироническая ухмылочка исчезла.
– К тебе, Лысок, нет претензий. С липой или с каким-нибудь еще дерьмом ко мне не поедешь. Теперь жду с товаром. Кто еще в доле?
– Климович и один его корешок из гостиницы.
– Корешка можешь не привозить. С него и пятисотки достаточно. Климович жук покрупнее. Его возьми. И вашего попа с иконой.
– Он не поп.
– А мне все равно: я не верующий. В общем, завтра после обеда.

2

Все приехали почти одновременно. Час в час. Все знали друг друга, знакомиться пришлось только Востокову. А чувствовал он себя неловко, даже страшновато, пожалуй. Апломб его как дождем смыло. Чемоданчик свой он поставил у ног и даже отойти боялся. Нашелся только хозяин. Присмотревшись к Андрею, он первым начал разговорное интермеццо.
– Ну, чаи, товарищи, распивать не будем. У меня для знакомства старое бургундское приготовлено. Импортное.
Востоков молча сел, без единой реплики отпил глоток бургундского, не глядя, подвинул ногой под стул свою «дипломатку», чтобы в любую минуту мог коснуться ее, и не сводил глаз с сидевшего рядом Королькова. Тот, конечно, заметил его маневр, но даже не улыбнулся и только мигнул Одинцову, как бы предостерегая его от грубости.
– А вашу икону поставим на диван. Недалеко, и всем видно, – сказал он.
Но когда свет из двух окон охватил икону, Корольков помрачнел и щеки его еще более опустились. Он вышел из-за стола, почти бесшумно на цыпочках обошел ее, подошел ближе, снова отошел.
– «Нерукотворный Спас», – прошептал он.
– Почему нерукотворный? – спросил Климович.
– Не сотворенный руками, а чудом запечатленный. Так, по крайней мере, утверждает легенда.
Помолчали, выжидая, что еще скажет Корольков. Он все не отрываясь смотрел на икону. Одинцов не выдержал.
– Что скажешь? – взорвался он. – Ждем твоего заключения, мастер.
– Не Рублев. Слишком резкая контрастность. И нет рублевских высветленных тонов. Больше похожа на феофановскую школу. Хотя и не подлинник… Скорее смесь Рублева и Грека. Подражание византийской палитре. На какой сумме настаиваете?
Андрей спустил глаза, выпил вина.
– Позавчера просил пятьдесят, – сказал он. – Но цены растут.
– На сколько же они выросли?
– На двадцать пять минимум.
– Столько вам за эту мазню никто не даст.
– Наши не дадут. Но можно найти подходящего клиента.
– Иностранца? Так у нас с ними контакта нет. И вам его не рекомендую. По исправительной колонии скучаете?
– Поставлю условие: не валютой.
– Кому вы будете ставить условия? Если не возьму я, вы никого не найдете. И учтите. Вам еще придется выплатить двадцать процентов комиссионных.
– Кому?
Корольков показал на соседей:
– Вот им. Полагаю, что они не из любви к вам покупателя подыскивали.
– С какой стати я буду с ними делиться?
– Заставят.
Андрей все еще держал икону в руках. Положил на стол. Задумался.
– Хорошо, – сказал он. – Комиссионные вы сами им выплатите.
– Ладно. Мы не на рынке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26