Апатии его удивились, спросили: есть какие-нибудь трудности? Может быть, профессионального сценариста подключить?
За сценариста опять поблагодарил, отказался. Поинтересовался: что с его номером станет – с тем, что сейчас готовит?
Объяснили снисходительно, как маленькому: новый номер органично войдет в аттракцион. И старый тоже войдет – с моноклем, сигарой и тростью. Как незабываемое прошлое отечественного цирка.
Не понял Дан, как они туда войдут: что ему, аттракцион из лоскутов тачать? Новый – значит, новый. От начала до конца… Но спорить не стал. В конце концов, в его теперешнем номере единственно новое – подаренное Олей умение кидать без завалов. И только. Так оно-то как раз не пропадет – всегда пригодится…
Но думал об этом как-то механически, по инерции – положено, вот и думается, а радости не ощущал, полета души необыкновенного, когда кажется: теперь все горы – пустяк, все высоты покорятся, теперь только работать, работать, работать – до одурения, до радужных кругов, где они там от усталости возникают – в голове или в глазах?..
Вот работать как раз и не хотелось. Хотелось вернуться домой, забиться в дупло, забаррикадироваться от всех. Не видеть, не слышать, не думать. А выйдет – не думать? Дан знал точно: не выйдет.
Почему, спрашивал он, сделав подлость, человек вовсю старается убедить себя в том, что поступил единственно правильно, что не было иного выхода, что не подлость это вовсе? А что тогда? Естественное желание осуществить давнюю мечту, ставшее возможным благодаря любимой девушке. Естественное…
Помнится, был у Дана приятель, не цирковой – из технической братии. Влюбилась в него до одури одна стюардесса, на международных линиях она летала, из всяких Брюсселей и Парижей не вылезала. Ну валюта там, шмотки заграничные – все при ней. Раз галстучек своему инженеру привезла, другой раз – рубашечку, третий – одеколончик для бритья с фирменным запахом. А он – интеллигентный такой, тактичный, томный, сволочь порядочная – начал этим осторожненько пользоваться. Скажет: ах, как я мечтаю о хорошей «паркеровской» ручке… Бах – через два дня имеет ручку. Дальше – больше: ботиночки чтой-то сносились, сорок вторым размером пользуюсь… Хлоп – через неделю щеголяет в замшевых мокасинах… И ведь не любил ее, ничуточки не любил. Хорошо, девка вовремя раскусила его, отставку дала. Год назад Дан встретил ее на Калининском: замуж вышла, ребеночка родила, летать бросила, счастлива…
Так ведь он, инженер этот, не любил ее…
А ты, Данчик, любишь свою волшебницу, рыбку свою золотую? Любишь, не можешь без нее – верно! И от этого ты еще большая сволочь, чем твой приятель. С кем, как говорится, поведешься…
Кой черт ты о нем вспомнил, при чем здесь он? А при том, что не проверял ты Олино волшебство, поверил в него без оглядки и расчетливо использовал. Знал, что получится все наверняка, переспросил даже; «Точно уверена?» – и ответ получил тот, который ждал. Как бы ты разочаровался, если бы она вдруг заколебалась!.. А отговорку «про эксперимент» придумал для оправдания: мы-де не рвачи, мы ученые-атеисты, в чудеса не верящие.
Что-будешь делать, мастер?
Но чудес-то не бывает?.. Верно, не бывает, все куда проще, понятнее: попал в полосу везения, со всех сторон пофартило. Того и следовало когда-нибудь ожидать: руки есть, голова на плечах имеется, только веры в себя и не хватало. А фортуна – баба с ног до головы, она уверенных любит, помогает им. Права пословица: у счастливого и петух несется.
Хорошо, пусть так, никакого волшебства нет, а есть ряд совпадений, ничуть не противоречащий всесильной теории вероятностей. А как же быть с твоим: «Точно уверена?» Ни в какую ворожбу не верил, а все ж спросил – на всякий случай, как перед приметой подстраховался. Самые стойкие атеисты стучат по дереву и плюются через плечо, чтоб не сглазить, опасаются черных кошек, разбитых зеркал и рассыпанной соли.
Значит, подстраховался? На всякий случай? Хоть бы и так, хоть бы и сам не плошал, а Золотую рыбку привлечь в соучастники не преминул…
Дан окончательно запутался, заблудился в себе. Одно знал точно: виноват перед Олей. Как встретится с ней, заговорит, в глаза взглянет? Сможет? Не знал он, ничего не знал…
А тут телефонный звонок раздался. Дан посмотрел на часы: вечер уже, три минуты седьмого. Телефон звонил, а Дан не снимал трубку, слушал пронзительные резкие звонки, каждый из которых отзывался болью в голове. Телефон перестал звонить, и Дан закрыл глаза: умел бы плакать – в голос бы завыл. Вчера договорились: Оля позвонит в шесть часов, сразу после работы. Позвонила. Вот и все. Все.
И до самого утра, до серого апрельского рассвета тихо было в пустой квартире. Только кран капал. Ну да его Дан утром подвернул, а вернется с репетиции – новую прокладку поставит, плевое дело, пять минут работы.
Добираться из Марьиной рощи в Измайлово, в студию – удовольствие ниже среднего. Три вида транспорта – троллейбус, метро, автобус, почти час езды. Единственное, что утешало: никогда не попадал в часы «пик». Ехал на репетицию к десяти утра, когда основной поток работающего люда уже схлынул, человечество приступило к созданию материальных ценностей, а духовные – вроде циркового номера Дана – могли и подождать.
Дан порой спрашивал себя: кому нужно его искусство? Странная штука память! Люди ходят в театры и кино, рассказывают знакомым: вчера видели Смоктуновского в такой-то роли или Гоголеву в таком-то спектакле. А как насчет цирка? Примерно так: в кои-то веки выбрались, дети упросили на клоуна посмотреть, программа хорошая, интересная, слоны были, собачки, джигиты на лошадях… И хоть бы кто одну фамилию вспомнил!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21