Рассердился.
– Дай ему малинового желе, – сказал Капитан Алику.
Алик вскрыл банку и протянул ее меднокожему. Тот высосал ее не отрываясь, швырнул на пол и тотчас же послал мысленный приказ:
– Еще!
Алик вскрыл вторую банку. Гедониец, урча, расправился с ней столь же поспешно и потребовал третью.
– Я не знаю, что они там едят, – сказал Капитан, – но двух банок, полагаю, достаточно. Слишком много кислоты.
– Нельзя, – кивнул Алик гедонийцу и развел руками. – Нету больше. Нельзя.
Гедониец моргал глазами, явно не понимая.
– Ты знаешь, что такое игра? – подсказал Библ. – Так вот правила игры запрещают больше двух банок. Понял?
Что понял гедониец, никто не узнал, потому что его в этот момент заинтересовал «хлыст» Алика, оставленный на столе. Предмет сей для меднокожего пояснений не требовал. Он тут же схватил его, и белая молния резнула по лицу Алика.
Тот вскрикнул, прижимая ладонь к глазам. Вторая молния обожгла руку Библу, бросившемуся на помощь Алику. Гедониец заржал, размахивая своей сверкающей плеткой. Третий удар предназначался Малышу, но реакция последнего оказалась быстрее. Он бросился под ноги бородачу в плавках и опрокинул его на пол. В ту же секунду «хлыст» был уже у него.
– Роговица не повреждена, – сказал Библ, осмотрев глаза Алика, – отреагировали только кончики нервов. Чисто болевое оружие, – он помахал рукой, – до сих пор жжет.
– Зачем ты это сделал? – спросил он у гедонийца.
Тот засмеялся:
– Хорошо бить! Жжет. Болит. Весело.
– Хорошо, говоришь? – грозно спросил Малыш. – А когда тебя бьют? Вот так. – И могучая длань его хлестнула по волосатой щеке. – Весело, да? – И вторая пощечина швырнула бородача к стенке.
– Оставь его, – сказал Капитан, – это же несмышленыш.
А несмышленыш уже ревел, как выпоротый мальчишка, размазывая кулаком слезы по взлохмаченной бороде.
– Возни с ним не оберешься, – сказал Библ. – Придется сделать укол. Проспит сутки, а за это время поищем где-нибудь зеленый миражик и подбросим это сокровище его родичам.
– Такой мир не имеет права на существование, – зло проговорил Алик; глаза у него уже не болели. – Даже в волчьей стае живут дружнее, а эти как пауки или скорпионы. Их с колыбели переучивать надо. С той минуты, как им соски с кашицей дают.
– Их не переучишь, – сказал Капитан, – однозначность биологических циклов запрограммирована тысячелетие назад и на тысячелетия вперед.
– Тогда надо сломать программу.
– Как?
Алик молчал.
– Не знаешь? И я не знаю. И я еще не готов для второй встречи с Учителем.
– Сматываться надо отсюда, – сказал Малыш. – Ничему мы их не выучим и ничему не научимся сами… Слишком хитра наука, а концы спрятаны.
Капитан и Библ переглянулись: они-то знали больше, чем другие. «Пожалуй, все-таки раненько делать выводы, Библ», – сказал взгляд Капитана. Библ усмехнулся: «У нас есть еще завтрашний день». А вслух сказал:
– Мне еще не до конца ясна роль Голубого города. А это, пожалуй, самое важное звено – в ожерелье Гедоны.
– Завтра узнаем, – резюмировал Капитан.
– Кто? – встрепенулся Алик.
– И ты в том числе. Все четверо. Потому я и настаиваю на том, чтобы шлемы никто не снимал до завтрашней встречи. У них нет телепатического общения, и шлемы нужны как средство коммуникаций. Они помогают им понимать наш язык. Даже то, что мы думаем сейчас и будем думать до завтрашнего дня, мысли, выраженные в словах, и зрительные образы во время сна – все это сохранят, расшифруют и донесут до них наши шлемы.
– Коллектор языковой информации, – уточнил Библ.

6. В плазменных джунглях. Второй круг цивилизации

Именно лимонно-желтая дорожка должна была привести их к цели.
– Вот эта? – шагнул вперед Алик и тут же отступил, остановленный взглядом Библа.
– Нет, не эта. Подождем.
Они стояли у самой границы неправдоподобного Голубого города, где дорожки-"улицы", сменяя одна другую с быстротой, уплывали в цветную сумятицу поразительных архитектурных форм. Город подымался к небу пирамидой плоскостей, вершина которой, как Эверест, скрывалась в густом голубоватом тумане. Не то снег, подкрашенный синькой, не то вьюга в далеких высотах, отразившая бирюзовое солнце. «Улицы», проползавшие у подножия пирамиды, не имели резко очерченных границ. На переднем плане – цветная эскалаторная дорожка-лента без заборов и утолщений, на заднем – темные пролеты туннелей и мерцающая пляска не разбери чего. Одни ползли долго и медленно, огибая подножие, другие ныряли в ближайший туннель или змеей вползали на повисавшие без опор уровни-плоскости. Так было и в первый раз, когда здесь же, раздумывая, стояли Библ с Капитаном, так повторялось и сегодня, только сейчас они дожидались одной-единственной путеводной дорожки-"улицы".
– Вот она, – сказал Капитан.
Дорожка ядовито-лимонной яркости довольно быстро подползла к их ногам. Капитан шагнул первым, за ним – сгорающий от любопытства Алик, у него даже ноздри вздрагивали от нетерпения, следом – неторопливый Малыш и замыкающий шествие Библ, дважды оглядевшийся, прежде чем вступить на скользившую желтизну.
На этот раз пластик не ушел вниз под тяжестью четырех человек, а чуть-чуть спружинил, никого не сбив с ног, словно и погружаться ему было некуда – ни подземных туннелей, ни скрытых пещер движущаяся «улица» не обнаруживала. Она проплыла у края черной пустыни метров двенадцать и свернула в пролет между прозрачными стекловидными «стенами». За ними в прозрачных же, не соприкасающихся емкостях струилось что-то пламенеющее и, вероятно, нестерпимо яркое, потому что даже темная стекловидность «стен» едва эту яркость смягчала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84