Ничего. Ничем.
И как невелика, случайна и не расшифрована эта информация! Физический облик гедонийца неизменен от младенчества до конца жизни. Старости нет. Смерти нет. Но тем не менее есть регенерация, иначе говоря, возвращение к жизни. С чего же начинается эта жизнь, как долго длится и чем кончается? Ничего не известно. Есть школа, но чему в ней учат? Судя по скрытой, но, видимо, высокоразвитой технике этой цивилизации, школа должна давать глубочайшие знания по точным наукам. Но так ли это? Воображение, как научная дисциплина. Подмена знания иллюзией. Нет стимула любопытства. Так что же движет прогресс? Может быть, накопление единиц информации? Но каких единиц и какой информации? Телепатическое общение вместо разговорной речи. И тут же еще вопрос: интеллектуальное ли это богатство, или духовная ограниченность? А за одним вопросом встают в очередь тысячи. Что это за Аора или Аэра, о какой проговорился вожак «голубых»? Институт или город? Или еще одно «полукружие» этого мира? Кстати, почему «полукружие» и сообщается ли он с другими мирами, или разумная жизнь здесь присуща только зеленому? Кто и где хозяева этой жизни и какие принципы лежат в ее основе?
Капитан закрыл глаза и заснул.

7. В школе нелюбопытных. Супермен или суперробот?

Он проснулся в знакомой «колбочке», в знакомом и таком же прозрачном кресле. Рядом с ним недоуменно озирался Библ. Кроме них, по бокам полукругом разместились четверо гедонийцев – трое мужчин и одна женщина. Среди мужчин, несмотря на их кажущуюся похожесть, наши путешественники по каким-то неясным признакам все же сразу узнали своего знакомца, такого же недоступного и сурового. Лишь глаза его улыбались. У других не улыбались даже глаза. Только у одного из них волосы были чуть светлее и менее смугла кожа. Женщина, так же подстриженная и в такой же шнурковой рубашке, мало чем отличалась от своих соседей. Двухметровая баскетболистка с почти мужским торсом, худая и плоская на земной вкус, она не казалась красивой. То, что она женщина, Капитан и Библ догадались лишь по какой-то ей одной присущей женственности и гибкости движений. Что-то уронив, она, не оглядываясь, выгнула спину назад с легкостью цирковой акробатки, как-то не по-человечески вывернула руку и достала упавшее – предмет туалета или деталь неприметного миниатюрного механизма.
– Вас что-то беспокоит? – «услышали» Капитан и Библ одновременно. – Может быть, отсутствие привычных вам цветовых сочетаний?
И тут же поголубели кресла, порозовели стены, побелел потолок.
– Спасибо, – сказал Библ, – но мы бы хотели знать, что все это значит?
– Что именно?
– Выход-ловушка. Исчезновение зеленого поля. Галлюцинация. И снова встреча уже в расширенном обществе.
Никто из гедонийцев не обменялся взглядом, никто не предрешал, кому из них отвечать на вопросы, но кто-то ответил. Кто, угадать было трудно: гедонийцы не шевелили губами, а мысль не имеет «голоса». Она откликнулась в сознании землян так же беззвучно, безынтонационно и холодно, как откликалась ранее в той же «колбочке».
– Вышли вы, потому что захотели. Стена не замкнута. Никакого зеленого поля нет – это декорация, обостряющая восприятие. Галлюцинация – плод твоего воображения. Кстати, мы установили его показатель.
– Какой?
– Четверка. Выше предела, но ниже нормы. А у безбородого нуль. Он предпочитает точное знание.
Капитан не обиделся. Он не уважал воображения. Он только спросил:
– А кто ставил отметки?
– Координатор.
– Кто?
Разъяснения не последовало. Гедонийцы не реагировали Скульптурная группа – и только. Но Капитан не сдавался:
– Человек или машина?
– Неизвестно. Но он связан со всеми обучающими машинами. Определяет коэффициенты. Устанавливает правила игры.
– Какой?
– Любой. В каждом круге жизни.
– Разве жизнь – игра?
– Конечно. И, как всякая игра, подчинена правилам. В круге детства – свои. В школьном круге – тоже. Круг зрелости еще не наступил.
Капитан взглянул на Библа: понял, мол, что-нибудь?
Библ засмеялся:
– Играем помаленьку, не то в дурака, не то в прятки. И драка «хлыстами» насмерть – игра, и счет многозначных чисел в уме – тоже игра. Один воображает, другой кусается. Помнишь, как «голубой», падая, все укусить хотел. А двенадцать, между прочим, возводил в уме не то в четвертую, не то в пятую степень. Вот и сообрази, где у них трепотня, а где настоящее.
– Вы не закрыли свою мысль, – тотчас же последовал безличный отклик. – Можем ответить. Все настоящее. Иногда за меткий удар «хлыстом» насчитывается больше единиц, чем за неудачное сочетание цветов на табло, а в критической ситуации, когда число набранных единиц не достигает нормы, оригинальный рецепт обеда может скорее спасти от регенерации, чем шаблонный вариант воображения.
– Поди пойми, – скривился Капитан. – Мозги набекрень.
На этот раз гедонийцы переглянулись. Не молниеносно, а не спеша, даже длительно, словно спрашивали друг друга или советовались.
– Не понимаем реакции, – был ответ.
– Вы не понимаете, мы не понимаем, – проговорил Капитан, еле сдерживаясь. – Так у нас дело не пойдет. Может быть, начнем с того, что вы расскажете нам о вашей планете, о мире, вас окружающем, о вашем обществе, о его социальной организации…
Библ подтолкнул Капитана локтем: гедонийцы уже «не слушали». Они снова длительно и беззвучно переговаривались глазами. Странное это было зрелище: точно сцена из времен немого кинематографа без объясняющих титров. Наконец был отредактирован и ответ. Теперь уже Капитан с Библом знали, что он поручен гедонийцу с более светлыми волосами.
– Удовлетворить ваше желание не можем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84