Пенсия нам не положена.
– Извини… В чем же заключается твоя работа?
– В разном, – напустил туману черт, поправил лапой абажур, чтобы свет падал точно на мохнатую спину, – я специалист широкого профиля.
– Понятно, – согласился Алексей Иванович, хотя ничего не понял и продолжал крутить вокруг да около, страшился взять быка за рога. – Тогда зачем ты ко мне приходишь? Или прилетаешь…
– Телетранспортируюсь , – употребил черт фантастический термин, который, как знал Алексей Иванович, означает мгновенное перемещение объекта из одной точки пространства в другую. – А зачем? Так, любопытен ты мне: вроде бы мудрый, вроде бы талантливый, вроде бы знаменитый.
– Почему «вроде»? – Алексей Иванович почувствовал острый укол самолюбия.
– Сомневаюсь, – сказал черт, – имею право, как персонаж разумный. Истина: мыслю – значит, существую. Дополню: сомневаюсь – значит, мыслю.
– Право ты, конечно, имеешь, – неохотно подтвердил Алексей Иванович. – Может, я не мудрый, может. Может, и не талантливый. Но ведь знаменитый – это факт!
– Сомнительный, – мгновенно парировал черт. – Тебя убедили, что ты талантлив и знаменит, убедили люди, которые сами в это не верят. А ты поверил. Значит, ты не мудр. Логично объясняю?
– Ты логичен в выводе, но исходишь из ложной посылки. Я в литературе – полвека, написал уйму книг, они издаются и переиздаются огромными тиражами. Меня никто ни в чем не убеждал, я плевать хотел на то, что обо мне пишут критики. Но ведь ты не можешь не признать, что я – история литературы?
– Не могу, согласен. Именно – история. Музей. В нем пыльно, холодно и безлюдно. И повсюду таблички: «Руками не трогать».
– Черт с тобой… – начал было Алексей Иванович, но черт перебил:
– Я сам черт, не забывайся.
– Прости. Я закончу мысль. Музеи создаются не на пустом месте, право на музей надо заслужить.
– Ты заслужил. Я читал все, что ты написал. Ты заслужил право на музей своей первой повестью, помнишь – о довоенной юности, о жарком лете тридцать какого-то… – тут черт встал на столе во весь свой полуметровый рост, приосанился и запел, невероятно фальшивя: – Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор. Нам разум дал стальные руки-крылья, а вместо сердца пламенный мотор. Все выше, и выше, и выше… – закашлялся, кашлял трудно и, видимо, с болью. Снова сел под лампу, сказал хрипло: – Отпел я свое, старый стал. Как ты… Понимаешь, старик, ты умел верить, будто рожден для того, чтоб сказку сделать былью. Хотя бы на бумаге – в повести, в рассказе. Кстати, рассказы у тебя были – первый сорт. И вторая повесть, которую ты в сорок пятом написал – о любви на войне. Ты знал эту любовь, старик, ты верил в сказку…
– Верил, – тихо сказал Алексей Иванович.
– Ты жил , старик, и не считал, что пишешь для музея. Ты просто писал, потому что не мог не писать, а вокруг тебя дюжие молодцы уже возводили музейные стены, наводили глянец и сдували пылинки. И ты поверил, что ты – музей. Сам себе экспонат, сам хранитель, сам научный сотрудник. И стал, как водится, увеличивать экспозицию. Вон до чего наувеличивал, – черт кивнул в сторону книжной полки, где красовались многочисленные книги авторства Алексея Ивановича. – Мне жаль тебя, старик, твой пламенный мотор давно уже не фурычит.
– Ты злой, зло-о-ой, – протянул с болью Алексей Иванович.
– Ангелы добрые. У них лютни и арфы. Ангелов вокруг тебя – пруд пруди, и все живые, все во плоти. А ты черта придумал. Вот он я. Чего тебе надобно, старче?
И Алексей Иванович произнес наконец заветное:
– Верни мне молодость.
Черт мерзко захихикал, забил хвостом по футляру от «оливетти», потер ладошки.
– А взамен ты отдашь мне свою бессмертную душу?
– Бери.
– На кой она мне хрен? План по душам я давно перевыполнил… Впрочем, разве что для коллекции? Актеры, у меня были, спортсменов – навалом, а вот писателей… Но с другой стороны – неходовой товар.
– А Фауст?
– Нашел кого вспомнить! С ним сам Мефистофель работал, специалист экстра-класса, наша гордость. И то – чем все кончилось, читал?
– Верни мне молодость, черт, – настойчиво повторил Алексей Иванович.
– Вот заладил… – раздраженно сказал черт. – Ну, верну, верну, а что ты с ней делать станешь?
– Музей сломаю, – подумав, заявил Алексей Иванович.
И тут в дверь постучали.
Черт мгновенно спрыгнул под стол, затаился, а Алексей Иванович на стук не ответил, притворился спящим.
– Алексей, ты спишь? – спросила невидимая Настасья Петровна.
Алексей Иванович дышал ровно, даже всхрапывал для убедительности. Настасья Петровна малость потопталась за дверью, потом Алексей Иванович услыхал, как заскрипели ступеньки и снизу – приглушенно – донесся голос жены:
– Таня, Алексей Иванович спит, не ходи к нему. Когда проснется, скажешь, что я уехала в Москву и буду к вечеру. Пусть ужинает без меня.
– Уехала, – произнес черт, вылезая из-под стола и умащиваясь на любимом месте. – Вот ведь зануда. Не баба, а жандармский полковник. Только без сабли. И откуда все взялось?..
– Не смей так о жене, – возмутился Алексей Иванович.
– Твои мысли повторяю. И вообще запомни: я – это ты. Альтер это, говоря интеллигентно, только с хвостом. Уяснил идейку?
– Так что с молодостью? – Алексей Иванович, обрадованный неожиданным отъездом дражайшей половины, четко гнул свою линию.
Черт явно сдавал позиции, но еще кобенился, кочевряжился, набивал цену.
– Стар я стал, уж и не знаю, справлюсь ли…
Алексей Иванович покинул тахту и пересел в кресло – поближе к покупателю.
– Справишься, справишься, ты еще орел, не чета мне.
– Не льсти попусту, не на такого напал… Допустим, станешь ты молодым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23