– Кого хоронят? – спросил Хэммет у соседей.
Ему ответили.
– Кто служит?
Ему тоже ответили.
Максим не слышал ответов – они произносились шепотом, а вопросы Хэммета в молитвенной тишине собора звучали до неприличия развязно и громко. Максим начал уже пробираться к выходу, но Хэммет догнал его.
– Уходите, Макс? Я тоже. В сущности, ваше богослужение со всей его театральностью не сравнить с нашей квакерской простотой.
– Переменим тему, Дин. Я безбожник.
– Тогда закусим. Говорят, поблизости есть пристойный духан.
– Духанов нет. Есть рестораны.
– Вот и зайдем в один, где народу поменьше.
Зашли. Народу действительно было немного: день будничный, деловой. Выбрали одинокий столик, стоявший в стороне от других. При этом Хэммет о чем-то поговорил с официантом.
– Что вы ему сказали, Дин? – спросил Максим.
– Обычное. Просил меню.
– Неправда, Дин. У меня хороший слух. Вы просили к нам никого не подсаживать. Почему?
– Для дружеской беседы слушатели – помеха.
Пока Хэммет, выбирая меню, совещался с официантом, Максим задумался.
«Для чего он меня сюда привез? Для дружеской беседы? Но, во-первых, мы не друзья, а, во-вторых, для такой беседы не требуется ехать за сто километров. Мне он сказал, что ему нужен не церковник, а просто образованный русский интеллигент, знающий все – от „а“ до ижицы. Но какой же я специалист по русской истории, древней иконописи и православному богословию? Смешно! К тому же он не раз бывал здесь, по всей видимости. Да и не спрашивал он у меня ни о чем, а сам я желания не проявил языком болтать. С какой же целью он меня обманывал? Выпытать что-то о моем открытии? Зоя же могла сказать ему о моем характере и о том, что мне не надо объяснять, в чем суть секретности. Но он напросился. По дороге затевая какой-то странный разговор о слежке, на что-то намекал. Была ли цель у этой поездки? Видимо, была. Значит, „дружеская беседа“ все-таки состоится? Должно быть. Послушаем, как он раскроется…»
– Вы чем-то недовольны, Макс?
Каринцев пожал плечами. Дурацкий вопрос. Если Хэммет человек не глупый, а он, вероятно, действительно умен, только играет простака, значит, он мог сообразить, о чем размышлял Максим после этой никчемной поездки.
– А вы никогда не думали, Макс, о своем отце?
«Вот оно! Начинается».
– Вы привезли меня в Загорск только для того, чтобы задать этот вопрос?
– Не только для этого, Макс. Есть у нас и другие дела. Но мне бы хотелось, чтоб на этот вопрос вы ответили.
Каринцев посмотрел в упор в холодные, стреляющие глаза. Если так, он может спокойно ответить.
– Я не знаю отца, Хэммет. Никогда не видел его. Даже на фотокарточке.
– А ведь он все знает о вас, Макс. И ваши карточки есть у него, начиная со студенческой и кончая совсем недавней. Об этом стоит подумать, Макс. Много и глубоко подумать. Я опять что-то неправильно говорю по-русски? Нет? Но у вас, вероятно, есть вопросы.
– Прежде всего, зачем мне все это?
– А вы послушайте, что я вам расскажу. Над этим надо крупно подумать.
Максим уже не поправлял хэмметовской лексики. Он молча ждал.
– Отец ваш живет сейчас в штате Иллинойс, в городе Чикаго. Он переехал туда из Германии, куда бежал из России накануне войны. В России же он работал представителем крупной германской фармацевтической фирмы. По национальности – немец, служил в Германии в частях СС, получил звание гауптштурмфюрера и в этом качестве был прикомандирован к штабу власовской РОА, как хорошо знающий русский язык. Что вы думаете об этом, мой почти чистокровный ариец?
Да, это было действительно непредсказуемое. Поверить в это, не проверив, Максим не мог.
– У вас есть доказательства? – спросил он.
– Безусловно. Иначе я бы не начинал с вами этого разговора.
«Что ж, – подумал Максим. – Дадим бой».
– В детском доме, где я вырос, об этом не знали и не знают. Мать моя умерла при родах, не назвав отца. Все, что вы говорите, или пакостная ложь, или шантаж без достаточных оснований.
– Основания есть. И мы на них опираемся.
– Вы? Американское посольство?
– Нет. Центральное разведывательное управление.
– Не знал, с какой гадиной имею дело. Но тем хуже для вас. Правдивость вашей информации – синоним той пакостной лжи, о которой только что было сказано.
– Меня вы не оскорбите, Макс, потому что вы нам нужны. Если хотите узнать подробности, слушайте. В детдоме не могли найти вашего отца, потому что он был в Берлине. Мы нашли его после войны. На студенческих карточках, которые раздобыли ему геленовские агенты, ваше лицо – это копия лица вашей матери. Так сказал нам ваш отец. Кстати, его и, следовательно, ваша фамилия – Мальберг.
– Все? – спросил Каринцев.
– Нет, еще не все. В детдоме действительно ничего не знали, но у вашей матери были знакомые, у которых можно было что-то узнать. И мы нашли одну из ее школьных подруг, кто знал о ее связи с русским немцем, провизором или аптекарем, а на самом деле абверовским агентом, проникшим в Россию под маской представителя немецкого фармацевтического концерна. И учтите, что мы вам предъявим и ваши фотографии вместе с портретом вашей покойной матери, и письменные показания ее школьной подруги, и завизированное заявление Мальберга о том, что именно вы – его сын.
Вооружены, подумал Максим. Что же они от него хотят?
– Допустим, только допустим, что вы не лжете, или не ошибаетесь, или, скажем, ваши хозяева не осведомили вас, что это расчетливая выдумка, сфабрикованная в штабах ЦРУ, – сказал спокойно Каринцев, – то с какой целью все это мне рассказано? Что вы от меня хотите и чем угрожаете в случае моего отказа?
Хэммет снова приклеил знакомую улыбку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36