Женя не возражал.
Мишка, конечно, выбрал омут. Тот самый, в котором никто дна не мог достать, кроме него. И в котором якобы водился большой сом. Мишка сбросил рубашку, штаны и остался в одних трусах. Трусы у него почти до колен. Наверное, мать по ошибке отцовские дала.
Мы стояли на берегу и смотрели на него. Женя подозвал Ориона и стал гладить по голове. Пес с любопытством наблюдал за Мишкой, который спустился к воде.
— Я отпущу, когда ты скажешь, — предупредил Женя.
Он взял Ориона за ошейник. Пес смотрел на Мишку и тяжело дышал. В такой роскошной шубе ему было жарко. С языка капала на землю слюна.
Мишка отплыл на середину омута и, вытаращив глаза, дурным голосом закричал:
— Кара-у-ул… Тону-у!
И, набрав воздуху, нырнул. Орион рванулся вперед, едва не свалив хозяина. Женя только успел сказать: «Спасай! Спасай!» — и отпустил. Пес с берега бухнулся в речку. Проплыв немного, волчком завертелся на одном месте.
— Спасай! — крикнул Женя.
Орион посмотрел на него и, выбросив вверх передние лапы, с всплеском скрылся под водой.
— Что я говорила? — ликовала Наташка. Она, не отрываясь, смотрела на омут. По черной глади расходились круги. Я стал про себя считать. Что-то долго сидит в омуте Мишка. А вдруг его сом за пятку схватил? Когда я досчитал до ста, вода всколыхнулась и на поверхности показался сначала мокрый обвисший хвост, а затем ноги Ориона. Он толчками пятился из глубины. Зубами пес вцепился в Мишкины трусы. Мишка крутил головой, фыркал, а одной рукой придерживал трусы, которые растянулись, как продуктовая сумка.
— Отпусти, говорю! — кричал Мишка, пытаясь вырваться, но пес крепко держал его за трусы и, смешно хлопая лапами по воде, продвигался к берегу. Мишке ничего не оставалось, как помогать ему руками. У самого берега Мишка хотел было встать, но Орион поволок его на песок.
И тут произошло такое, о чем без смеха невозможно вспоминать… Мишка снова попытался вырваться, но вместо этого налимом выскользнул из собственных трусов. Наташка ойкнула и закрыла смеющееся лицо руками.
Женя бросился к Ориону, но побагровевший Мишка уже вскочил на ноги и стремглав помчался по траве к кустам, которые, как назло, были метрах в ста от берега. Пес с трусами в зубах бросился за ним.
— Ко мне! — кричал Женя. — Кому говорю?! Ко мне!
Орион нехотя вернулся. Женя выхватил из его рта мокрые Мишкины трусы и протянул мне.
— Зачем вырывался? — сказал он. — Орион ведь не знает, что он нарочно. Он спасал, а утопающие не вырываются…
Я с восхищением смотрел на пса, который бегал вокруг меня и лаял. Его интересовали Мишкины трусы. Брызги от шерсти летели во все стороны.
— Ай да пес! — сказал я.
Мне хотелось погладить Ориона, но тут я вспомнил про Мишку, который голый и злой сидит в кустах. Я побежал к нему.
— Я ничего не видела, честное слово! — крикнула вслед Наташка, давясь от смеха.
Я нашел Мишку в самой гуще ольшаника и отдал трусы. Не глядя на меня, он выжал их и надел. Ноги и бока были оцарапаны. Это когда он продирался сквозь кусты.
— Ушли они? — спросил он.
— Ну ты и драпал… — улыбаясь, сказал я. Уж очень вид у Мишки был потешный.
— Может быть, мне теперь утопиться?
— Наташка говорит, что ничего не видела, — сказал я.
— Драться, — сказал Мишка. — Только драться. Не на жизнь, а на смерть!
На следующий день я отправился к дому тети Марьи с не очень-то приятным поручением. Я должен был передать Жене, что Мишка хочет с ним драться.
Сегодня вечером возле поваленной березы. Мишка сказал, что только кровью можно смыть этот позор.
У калитки я остановился. Откроешь, а Орион как налетит… Женю я увидел на крыше. Он стоял на самой кромке и готовился прыгнуть. Я услышал глухой удар о землю. Орион радостно приветствовал его внизу. Женя поднялся с земли — он не удержался на ногах — и увидел меня.
— Заходи! — крикнул он.
Я подошел к стене и посмотрел вверх: высоко. Метра три будет. Женя подошел к жердине, вбитой посередине лужайки, и, ухватившись одной рукой, стал кружиться вокруг. Он долго кружился, мне даже надоело смотреть на него. Когда он отпустил жердь, то глаза его косили, он пошатывался.
— Это зарядка такая, что ли? — спросил я.
— Тренировка, — не сразу ответил Женя. — Попробуй!
Я подошел к жердине и несколько раз неловко крутнулся вокруг нее.
— Вот так надо, — отстранил меня Женя.
И показал, как нужно обхватывать жердину рукой.
— Видел, сколько раз я крутнулся? Сто восемьдесят, — сказал он. А ты тридцать витков сделаешь и — с катушек долой…
— Это мы еще посмотрим…
Я крутнулся ровно тридцать раз и отпустил жердь. Какая-то непонятная сила поволокла меня в сторону, крыша дома задралась, и я шлепнулся на траву. Попробовал встать и снова упал.
Женя стоял рядом и, хлопая себя руками по голым ляжкам, хохотал.
— А как же они на центрифуге? А на кувыркающемся кресле? А в барокамере? — говорил он.
Когда мир перестал вращаться вокруг меня, я наконец встал и посмотрел на него.
— Какая еще центрифуга? — спросил я.
Он взял газету, которая лежала на садовой скамейке, и стал просматривать. Потом взглянул на меня и со вздохом сказал:
— Все нет сообщения…
— Сообщения? Он сложил газету и бросил на траву.
— Ну, например, о запуске космонавтов…
— Давно не запускали, — сказал я.
— Запустят.
— На Марс?
— Может быть, и на Марс… Теперь он на очереди.
— Скорее бы, — сказал я. — На Марс запустят — тогда и на другие планеты полетят.
— Думаешь, так-то просто? Каждая планета — это загадка. Вот изучат планеты автоматические станции, а тогда и человек полетит, чтобы наверняка.
— Ладно, хватит про космос, — сказал я. — Вот что, Мишка вызывает тебя драться, понял?
1 2 3 4 5 6