— А это что за звезда? — небрежно ткнул Мишка пальцем в небо.
— Марс, — сказал Женя. — Планета.
— Верно, — сказал Мишка.
— А это? — спросил и я.
— Гончие Псы…
Я только диву давался: откуда он все знает? И Мишка перестал задираться. Глаз у него почти совсем закрылся, так что ему удобно смотреть в трубу, не нужно прищуриваться. Это всегда так, после драки отношения начинают налаживаться. Наша дружба с Мишкой тоже началась с драки.
Мы долго сидели на крыше, рядом с печной трубой. Ориону надоело лаять, и он улегся на тропинку и морду положил на лапы. Когда он поднимал голову, чтобы посмотреть на нас, глаза его вспыхивали красноватым светом. Женя рассказывал про звезды и показывал их нам. Жалко, что облака закрыли полнеба.
Наташка смотрела Жене в рот. И глаза у нее мерцали, как эти далекие звезды. А Женя, наоборот, отворачивался от нее и смотрел на Мишку. И я чувствовал, что все это он рассказывает для Мишки. Наверное, и Мишка это понял и перестал волком смотреть на Женю.
Когда мы спустились вниз, тучи закрыли все небо. Стало темно, в саду зашумели яблони.
Орион подбежал к нам и всем по очереди положил толстые лапы на плечи. Так он выражал свою радость и дружелюбие. Над лесом, далеко-далеко, полыхнула молния.
— Ура, — сказал Мишка. — Будет дождь!
— Космонавты в дождь не стартуют, — сказал Женя, глядя на небо. — Здесь может идти дождь, а там… звездное небо. Может быть, сейчас космонавт на лифте поднимается в ракету… Четыре, три, два, один… Старт!
— Разве они на лифте поднимаются? — спросил Мишка.
— Знаешь, какая ракета огромная? Как башня! Попробуй заберись без лифта!
Орион зарычал и подбежал к калитке. Там замаячила чья-то тень.
— Я ее ищу, давно пора ужинать, а она вон где околачивается? — послышался женский голос. Это Наташкина мать.
— Спокойной ночи, — сказала Наташка и метнулась к калитке.
Мы еще немного постояли и тоже пошли. Женя проводил нас.
— Я проиграл «американку», — сказал Мишка. — У меня есть охотничий нож с костяной рукояткой… Хочешь?
Этот нож Мишке подарил отец. Когда они вместе уходили на охоту, Мишка прикреплял нож к поясу и гордо шествовал по деревне. Я знал, что этот нож — самая большая Мишкина ценность.
Женя улыбнулся и покачал головой.
— Что же ты хочешь? — спросил Мишка.
— Кто такая ропуха? — спросил Женя. — Я у всех спрашивал… Никто не знает, что такое «ропуха»…
— Жаба, — сказал Мишка. — Обыкновенная жаба…
И расхохотался, а за ним и мы.
Три дня Женя не выходил из дома. Три утра подряд он не ездил на велосипеде на станцию и не читал газет. Орион, распластавшись, лежал на крыльце и никого, кроме тети Марьи, не пропускал в дом.
Наташка специально сбегала в поле и спросила у тети Марьи: что случилось? Почему Женя сидит дома и никуда не выходит?
— Лежит, — смеясь, сказала тетя Марья. — На полу, родимый, лежит…
— Заболел? — спросила Наташка.
— Эта у него… гипо… анамия какая-то…
И еще пуще засмеялась.
Мы ломали головы: что же это за болезнь?
И потом, почему на полу лежит?
И уж совсем непонятно: человек заболел, а тете Марье смешно!
Мы подходили к изгороди и свистели. Орион поднимал голову и сочувственно смотрел на нас. Но Женя не откликался. И даже в окно ни разу не выглянул. Тогда мы решили без приглашения пойти к нему. Но лишь открыли калитку, как с крыльца поднялся Орион и, подойдя к нам, загородил дорогу. Когда Наташка попыталась обойти его, Орион приподнял черную губу и показал большие белые клыки. Делать было нечего, и мы отступили.
И тогда Мишке пришла в голову идея.
— На чердаке есть окошко, — сказал он. — И без стекла… Попробуем?
— А я как же? — спросила Наташка.
— Ориона отвлекай, — сказал я. — Дергай все время калитку…
Мы обошли дом и перелезли через изгородь. По бревнам, прислоненным к углу дома, вскарабкались на крышу. Сначала Мишка, потом я. А дальше было не так уж трудно, окошко широкое, и мы без особых хлопот оказались на чердаке. Спустились по лестнице в темные сени, и вот мы в комнате.
У окна тренога с подзорной трубой. К ней прикреплена газета — это чтобы солнечные лучи не падали на пол, на котором лежал Женя и смотрел на белый потолок.
Он лежал на голых крашеных досках, и под головой была подложена толстая книжка в коричневом переплете. Рядом, чтобы рукой можно было достать, стоял ковш с водой, на газете полбуханки хлеба, начатая банка рыбных консервов и несколько картофелин в мундире. И будильник.
Он не удивился нашему приходу, все так же лежал и смотрел в потолок. Над ним кружились большие синие мухи, которые залетали в открытую форточку.
— У тебя с позвоночником что-нибудь? — спросил Мишка.
Я вспомнил, как он прыгал с крыши. Допрыгался…
— Нога? — спросил я.
Женя посмотрел на нас и улыбнулся.
— Я не могу встать… — сказал он.
— Поможем! — подскочил Мишка, но он покачал головой.
— Я встану… — Он повернул голову и взглянул на будильник. Я встану через четыре часа сорок одну минуту…
Мишка посмотрел на меня и дотронулся до виска: дескать, малый чокнулся…
— В углу спиннинг, а на столе коробка с блеснами, — сказал Женя. — Забирайте и — на речку… Эх, выкупаться бы!
Он отмахнулся от нахалки мухи, которая норовила усесться на кончик носа, и, приподняв голову, отпил из ковша. Отпил и поморщился: теплая вода.
— Три дня так и лежишь на полу? — спросил я.
— Три дня, — сказал Женя. — Это чепуха… А как же они? Неделями лежат вот так, не двигаясь, а потом сразу на центрифугу… А в барокамере? Шестьдесят дней!
И тут только я сообразил, что это тоже тренировка! Мишка разглядывал на стене фотографии, приколотые кнопками. Их много было: все наши космонавты.
1 2 3 4 5 6