Капитан поблагодарил и отказался.
- Два слова, синьоре капитано, - зашептал часовой, беспокойно ворочая белками выпуклых глаз. - Рабочий комитет просил сказать: не надо брать пассажира. Если будете брать, в море встретит катер, будет обыск. Скажут: зачем взял коммуниста, тихо взял, без визы, хотел помочь бежать… Понятно, капитано? Этот пассажир - не коммунист. Этот пассажир был будто комитетчик. Оказалось - немножко шпик. Его вон! Теперь губернатор и хочет сделать так, чтобы сказали: советский торговый корабль хотел прятать коммуниста, помогал бежать арестанту. Понятно, падроне? У фирмы дела - крах. Товару много, денег мало… Этот пассажир не коммунист, этот пассажир - тьфу!…
На четвертый день к «Кимовцу» подлетел длинный и быстроходный катер. Десятка два вооруженных полицейских стояли по бортам, держась за леера . А на корме, под тентом, сидели развалившись Громковой и пассажир.
- Эй, на «Кимовце»! - закричал Громковой, вставая на корме. - Позовите сюда капитана, вы, комсомольцы, морсофлоты !
Он был навеселе. Большой револьвер в деревянной кобуре висел у него на поясе.
- Добрый день, капитан! - закричал Громковой, увидев Григория Васильевича. - Ого! Теперь у вас по виду возраст вполне капитанский. Надеюсь, и рассудок ваш стал более зрелым. Ну, я приехал в последний раз спросить вас: берете вы пассажира или нет? Если вы его сейчас не посадите к себе, то мы его посадим вам сами. Я уполномочен сделать это господином губернатором. Упрямство молодых капитанов следует искоренять. Эй, наверху там! Пронта! Спустите трап.
Никто из кимовцев и с места не сдвинулся. Но капитан видел: ребята украдкой заворачивали рукава, кое-кто уже снимал форменку, кто-то совал в карман тяжелую медную пепельницу. И потом молча, не сговариваясь, но все разом, сомкнулись в плотный ряд у фальшборта.
- Григорий Васильевич, - чуть не плача, шептал Еремчук и проталкивался к капитану. - Григорий Васильевич… Что ж мы им, неужели позволим?! Гриша… я серьезно прошу… Да уж лучше погибнуть всем до одного! Ведь советское же судно… Как хотите, только я первого же, кто ступит, пришью на месте.
- Еремчук, отставить! - сказал капитан.
- Ой, я им вмажу сейчас, честное слово, вмажу!… - бормотал Еремчук.
- Стоп, Еремчук! - сквозь зубы не сказал - простонал капитан, больно стискивая ему руку. - Стоять спокойно! Спишу в два счета. Ну!
Громковой стоял, покачиваясь на катере, задрав голову вверх.
- Трап спустить - сказано было! Оглохли? Пронта ля скала! - крикнул он по-итальянски.
Два огромных темнокожих часовых стали спускать трап. Первым вскочил на него Громковой, за ним два офицера. Они помогли влезть на трап пассажиру. Они подталкивали, его. Он неуверенно ступал, поглядывая вверх. За ними стали подниматься вооруженные полицейские. Когда эта зловещая процессия была на верху висячей лестницы, кимовцы, сгрудившись, преградили им дорогу.
- Очистить трап, живо! - молодцевато гаркнул Громковой.
«М-м!… Дал бы я сейчас этому бывшему благородию!» - едва не промычал вслух капитан и почувствовал, как отяжелели и хрустнули пальцы, сами сжавшиеся в кулак.
Он заставил себя разогнуть сведенные от ярости, слипшиеся пальцы и положил руку на поручень. Кимовцы стояли на краю палубы стеной. Они шумно дышали, кулаки их были сжаты, пожелтевшие, угрюмые лица еще более побледнели.
- Ну? - крикнул Громковой и локтем ткнул Еремчука под вздох.
- Изззвиняюс-с-сь… - только выдохнул тот багровея, и капитан отвернулся, чтобы не видеть в эту минуту лицо Еремчука…
Кимовцы молчали, но не шевелились.
Капитан понимал, что через секунду неизбежно начнется свалка. И ее не предотвратить. Он уже представлял себе заголовки в вечерних газетах порта А.: «Драка на советском корабле», «Красные моряки большевистского теплохода пытались избить полицейских…»
- Спокойно, спокойно, ребята! - продолжал тихо говорить капитан, а сам уже с отчаянием сознавал полную свою беспомощность. «Что же делать, что же делать, как выйти из положения?… Ведь посадят, факт, насильно посадят. Не выбросить же его потом за борт!»
И вдруг он случайно взглянул на внешний рейд. Из труб эсминцев и линкора валил густой жирный дым. Эскадра, видимо, снималась с якоря, иностранная эскадра. Вероятно, там сам адмирал на флагмане.
- Еремчук, - шепнул капитан, - быстро! Стань на фалы, подымай «ОВ»… Живо, давай! Петров, к тифону , открой сигнал! Ходи веселей - моментом!
Полицейские напирали. Медленно, молча, вершок за вершком сдавались кимовцы. Пассажир был уже почти на самой палубе. И вдруг засипел, заревел и завыл могучий тифон «Кимовца». Он ревел не умолкая целую минуту, на мгновение как бы передохнул и снова взвыл. Это был сигнал о бедствии. И в ту же минуту на мачте взвились два цветных флага - «О» и «В»: «Терплю бедствие».
- Вы что, с ума сошли? - закричал Громковой, бросаясь на мостик. - Прекратить сигналы! Опустить флаги! Ле бандиере!… Де сигнале!…
Но заставить замолчать тифон было нелегко. Петров крепко-накрепко прикрутил проволокой рычаг гудка к трубе, и тот теперь ревел неумолчно. Полицейские пытались снять флаги бедствия, но ловкий, как белка, Еремчук, забрался с ворохом сигналов на верхушку мачты и перевесил флаги повыше. Полицейские топали внизу, по палубе, размахивая револьверами, но стрелять не решались…
Горластый гудок «Кимовца» заливал тревогой тихую лагуну порта. И переполох оглушил мирный тропический день.
Капитан видел: на всех пароходах, стоявших в порту, грузчики прекратили работу. Они подбегали к борту и, прикрыв ладонью, как козырьком, глаза, старались разглядеть, что происходит на рейде. Да и было на что посмотреть!
1 2 3 4 5 6 7