- в отчаянии воскликнул я. - Я добрый католик! Я… я был добрым католиком! Я не виноват! Я сам не знаю, что происходит!
Священник упрямо потряс головой. Я рванул рубашку, чтобы показать крест, который, как я хорошо помнил, должен висеть на груди, - серебряный крестик с чернью на тонкой цепочке, - но пальцы поймали пустоту. Креста не было. И тут я сообразил, что его не было и прежде - с того момента, как меня окликнул лейтенант Дюкло. Этот крестик принадлежал тому, кем я был раньше…
– Святой отец! - Я с трудом перевел дыхание. - Кем бы я ни был, я хочу вам помочь. Я хочу помочь…
Но ответа я не дождался. Священник медленно опустился на колени и закрыл глаза. Я понял - он беседует с Тем, Кто не пустил меня на такое близкое небо…
– Что с вами? - озадаченно поинтересовался лейтенант Дюкло. - Вы, гражданин Шалье, извиняюсь, белый весь!
– Белый? - грустно усмехнулся я. - Не синий?
– Все мы «синие»! - рассмеялся лейтенант. - Мне этот поп так и сказал - мертвец ты, мол, лицо у тебя синее… Или черное, уже не помню. Я потому вас и позвал…
– Так он… И вам такое говорил?
– Ну да! - Гражданин Дюкло покачал головой. - Я представился, а он: мертвец ты, и рота твоя - мертвецы. Уйди, мол, в ад, откуда пришел…
Внезапно я почувствовал облегчение - невиданное, невероятное. Несчастный просто сошел с ума! Он ничего не понял! В его глазах я обычный «синий», которых его больной разум посчитал - всех, скопом - синерожими упырями.
– Наверно, те, из Сент-Антуана, с ним переусердствовали, - осторожно заметил я.
– Они могут! - охотно согласился лейтенант. - Так чего с попом делать будем? Его в Биссетр [14] надо - там таких и держат!
– Если он действительно неприсягнувший, - напомнил я, - его отправят не в Биссетр, а на гильотину.
– Да всем им, неприсягнувшим, туда дорога, - неуверенно начал лейтенант. - Хотя жалко - он ведь больной, за себя не отвечает… Но я ведь не могу его отпустить!
Да, отпустить пленного гражданин Дюкло не имел права. Расстрелять - мог, а вот отпустить - нет. Лейтенант задумался, а потом махнул рукой:
– А, чего мы все о такой ерунде! Гражданин Шалье, бледный вы какой-то… Выпить бы вам!
– Лекарства? - начал было я, но по усмешке гражданина Дюкло понял, что речь идет не о лекарстве. Точнее, не о том, что мог бы прописать ротный лекарь гражданин Леруа.
Лекарство оказалось в огромной бутыли из темно-синего стекла. Сержант Посье, которому была доверена борьба с пробкой, возился подозрительно долго, но наконец одержал-таки победу над непокорным сургучом. Гражданин Дюкло нетерпеливо хмыкнул, подставил кружку и протянул мне:
– Вы первый, гражданин национальный агент! Пять ливров против одного, что не угадаете…
– Состав лекарства? - уточнил я, покосившись на гражданина Леруа, нетерпеливо поглядывавшего то на кружку, то на бутыль. Я решил никого не томить и поднес кружку ко рту.
– Осторожней! - запоздало предупредил доктор. - Это не вино, это…
– Овернский грапп! - Я выдохнул воздух и несколько секунд ждал, пока успокоится огонь, вспыхнувший у меня в желудке.
– Угадали, - разочарованно вздохнул лейтенант. - Видать, повидали вы свет, гражданин Шалье! Эх, пропали пять ливров!
Я только хмыкнул, сообразив, что действительно знаю, что это - овернский грапп, причем не самый лучший, поскольку настоящий грапп никогда не дерет так горло. Значит, этот скорее всего не из южной Оверни, а с севера, да и виноград не самого удачного урожая.
Тем временем кружка пошла по кругу, причем гражданин Леруа так и не решился выпить полную, заявив, будто медицина давно установила, что вина если и полезны для здоровья, то только в небольших дозах, а грапп - даже не вино, а просто издевательство над виноградом. Он же предпочитает помар, в крайнем случае кло-де-вужо, но исключительно из Бургундии. Тут уж не выдержал сержант Посье, с возмущением заявивший, что помар пусть пьют монашки в обители Святой Цецилии, а кло-де-вужо из Бургундии годится исключительно в качестве уксуса. Кло-де-вужо можно пить лишь то, что изготовлено на западе Шампани, а лучше и его не пить, а пить светлое воллене из той же Шампани. Если же употреблять что-нибудь из бургундских, то исключительно нюи, но не всякого урожая, а лучше всего 1779 и 1783 годов.
Этот выпад привел гражданина Леруа в изрядное волнение, и он решил прибегнуть к авторитету науки, сославшись на мнение какого-то Себастьяна Мерсье [15], а уж Себастьян Мерсье лучше знает, какие вина во Франции стоит пить, а какие - нет…
Увидев, что дело дошло до Себастьяна Мерсье, лейтенант Дюкло подмигнул мне и заявил, что этот Мерсье - явный аристократ, а патриоты должны пить исключительно грапп, после чего предложил выпить по второй причем по полной.
Вторая кружка граппа разом сняла все вопросы. Доктор, изрядно покраснев лицом, прикрыл глаза, вероятно, уйдя в размышления о науке, а лейтенант с гражданином Посье внезапно заговорили о театре. Похоже, это было продолжением давнего спора, начатого не сегодня и не вчера. Предмет дискуссии поначалу меня удивил, но затем я понял: санкюлоты из Внутренней армии верны себе - сержант решительно заявил, что гражданин Шометт, прокурор Парижа, должен наконец озаботиться и закрыть большинство этих вертепов, а еще лучше - все. Актеров же, предварительно изъяв из их среды явных контрреволюционеров, должно направить на изготовление селитры и рытье братских могил на Блошином кладбище.
Такой максимализм не пришелся по душе лейтенанту. Он считал, что театр - надежное подспорье в деле патриотического воспитания всех добрых французов, а посему надлежит лишь запретить ненужные и вредные произведения слуг деспотизма - всяких там Корнелей, Расинов и прочих Мольеров (что, впрочем, гражданином Шометтом уже сделано), изъять из прочих пьес старорежимные обращения «сударь» и «господин», заменив понятными и близкими каждому патриоту словами «гражданин» и «товарищ» (что тоже сделано, хотя и не всюду), и следить, чтобы не ставились такие контрреволюционные пьесы, как «Друг законов».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17