сознание своего первобытного пращура, сознание ребенка и сознание самого себя, зрелого Ыдыки при солидной должности. И все эти личности действовали совершенно асинхронно.
Вот, вот, озарило меня. Надо обратиться к Ыдыке первобытному или к Ыдыке ребенку. Но тут от меня ничего не зависит, это как игра в три листика. А мне никогда не везло в азартных играх. Фортуна предпочитала не поворачиваться ко мне лицом, памятуя, что сексуальная ориентация у меня нормальная, она ничем не рисковала.
Я попытался установить телепатическую связь с котом, но тщетно. Тогда я направил неслышный призыв к соседке. Но ее не было дома, а попытка отыскать ее сознание среди многомиллионного города не удалась, слишком мало было у меня опыта в использовании сверхчувственного поиска.
На кухне зафырчал чайник. Конечно, после солененького всегда тянет на воду. Чай у меня был еще тот, соседкин. Выпьют и лимон доедят, гады, подумал я. Хотел выругаться, но вспомнил про заклеивание рта и не стал издавать звуки. Стал просто ждать. Должно же это кульминационное действо получить какое-нибудь развитие.

36. История господина Брикмана (Калининград – Красноярск, Этап)

«Судьба человека – это нрав его».
Аристотель

Камера. Она похожа на камеру для подследственных, но есть некоторые различия. Так, унитаз не слева, а справа. И другой коллектив. В камере для осужденных имеются:
1) Юрка Слепой. Он действительно слеп, получил четыре года за кражу. Четвертая ходка (четвертый раз судим).
2) Адмирал Нельсон. Это инвалид, у него искалечено все тело, рука бездействует, пребывая постоянно скрюченной, нога волочится, глаз частично выбит и торчит из изуродованной глазницы наподобие маленького телескопа, за что ему и присвоена столь почетная кличка. Адмирал сидит за хулиганские действия. Они со Слепым закадычные друзья, третий срок тянут вместе на одной зоне.
3) Миша Бродяга. Здоровенный старик, в прошлом разведчик, удостоенный всех орденов Славы. Ему далеко за 60, но он еще крепок. По ночам занимается онанизмом, от чего весь ярус, внизу которого он спит, трясется, как во время шторма. Получил третий срок за драку в автобусе.
4) Верт Маэстро. Он же Адвокат, Мертвый Зверь, Хитрила. Верт – аферист международного класса. Имеет десять лет за угон теплохода-гостиницы «Ганса» вместе с отдыхающими иностранцами.
5) Григорий Бармалеенко, в народе – Гоша Бармалей. Семь лет строгого режима за попытку изнасилования должностного лица и квартирные кражи. Есть еще несколько мелких статей, но они поглощены основной, 117-й.
В камере еще несколько человек, но они не представляют для нас интереса: так, мелкая шушера, серятина с «детскими» сроками до двух лет.
Профессор в облике Гоши Бармалея ходит по камере. Он взволнован. Под левым глазом профессора обширный синяк – знак проникновенной беседы с надзирателем на тему клопов и вызывания начальства в ночное время.
Профессор жестикулирует, обращаясь к внимательной камерной аудитории.
– Вы только подумайте, коллеги! Произвол, фальсификация судопроизводства! Нет, я глубоко убежден, что произошла судебная ошибка. Судья оказалась недостаточно компетентной. Эта досадная накладка будет исправлена в кассационных инстанциях. Одно меня смущает – адвокат несколько инертен. Сможет ли он достаточно убедительно обосновать мои притязания на объективность.
Реакция камерных слушателей активна и разнообразна.
Слепой: – Во, заливает! Где только набрался?
Нельсон: – Все адвокаты – фраера. Им пока не сунешь, жалобы толком не напишут. Фраера, они фраера и есть.
Верт: – Коллега, я предвижу интересное общение, ваш ясный ум с шизоидными синдромами сулит достойное сотрудничество. А жалобу я вам сам напишу. За пару заварок. Только плиточный не беру, предпочитаю качественную «индюшку» со слоником на упаковке.
Миша Бродяга в разговоре по причине глухоты не участвует, но рукой машет, показывая, что судьба Гоши ему не безразлична.
А время идет себе, не обращая внимания на мелкие страсти маленьких людей в одном из отсеков шумного и бестолкового города Калининграда. Для одних оно движется быстро и интересно, для других – медленно и скучно. В камере его течение вообще спорадическое, оно функционирует импульсами: то замирая, то убыстряясь до безобразия.
Мгновенно протекает обед, со скоростью света кончается маленькая порция чифира, исчезают, как в черной дыре космоса, сигареты, а ночь тянется со скоростью хромой улитки, облепленной, вдобавок, шустрыми пассажирами – клопами.
Вот пришел уже положенный ответ на кассационное послание, ответ, естественно, отрицательный, зато выдержанный в лучшем канцелярском духе социалистической законности. Вот уже и синяк поджил, напоминая о себе только небольшой, безболезненной припухлостью под глазом. Вот уже и Слепой с Нельсоном надоели друг другу до отрыжки и то и дело устраивают мелкие визгливые перебранки. Скучно в камере осужденных. У всех одна забота – скорей бы на зону. На зоне хорошо. Там воздух живой, там ходить можно по плацу, там куча впечатлений, множество разных людей. Там настоящая жизнь, не то, что в тесной камере следственного изолятора. Там даже простыни дадут с наволочкой. А тут все постельное белье состоит из пустого наматрасника, который зэки использует на манер спального мешка, исполняющего одновременную роль одеяла, простыни и т. д.
Пульсирует время, врастает утонченное сознание профессора в грубое тело Гоши Бармалея. Осваивает профессор тюремный лексикон, изучает многочисленные законы и правила, созданные этой оригинальной социальной структурой. А тюремное (равно, как и лагерное) общество впитало в себя все замашки социалистического строя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98