К.К.Вагинов (Вагенгейм)
Ч Е Р Т О Г О Н

ПЕРВАЯ

Это обряд, который можно встретить только в одной Москве, и притом не
иначе как при особом счастии и протекции.
Я видел чертогон с начала до конца благодаря одному счастливому стечению
обстоятельств и хочу это записать для настоящих знатоков и любителей серьезного и
величественного в национальном вкусе.
Хотя я с одного бока дворянин, но с другого близок к "народу": мать моя из
купеческого звания. Она выходила замуж из очень богатого дома, но вышла уходом, по
любви к моему родителю. Покойник был молодец по женской части и что намечал,
того и достигал. Так ему удалось и с мамашей, но только за эту ловкость матушкины
старики ничего ей не дали, кроме, разумеется, гардеробу, постелей и Божьего милосердия,
которые были получены вместе с прощением и родительским благословением, навеки
нерушимым. Жили мои старики в Орле, жили нуждно, но гордо, у богатых материных
родных ничего не просили. Да и сношений с ними не имели. Однако, когда мне
пришлось ехать в университет, матушка стала говорить:
г Пожалуйста, сходи к дяде Илье Федосеевичу и от меня ему поклонись. Это не
унижение, а старших родных уважать должно, г а он мой брат, и к тому благочестив и
большой вес в Москве имеет. Он при всех встречах всегда хлеб-соль подает... всегда
впереди всех стоит с блюдом или с образом... и у генерал-губернатора с митрополитом
принят... Он тебя может хорошему наставить.
А я хотя в это время, изучив Филаретов катехизис, в Бога не верил, но матушку
любил, и думаю себе раз: "Вот я уже около года в Москве и до сих пор материной воли
не исполнил; пойду-ка я немедленно к дяде Илье Федосеичу, повидаюсь г снесу ему
материн поклон и взаправду погляжу, чему он меня научит".
По привычке с детства я был к старшим почтителен г особенно к таким, которые
известны и митрополиту и губернаторам.
Восстав, почистился щеточкой и пошел к дяде Илье Федосеичу.

ВТОРАЯ
Было так часов около шести вечера. Погода стояла теплая, мягкая и сероватая г
словом, очень хорошо. Дом дяди известен, г один из первых домов в Москве, г все его
знают. Только я в нем никогда не был и дядю никогда не видал, даже издали.
Иду, однако, смело, рассуждая: примет г хорошо, а не примет г не надо.
Прихожу на двор; у подъезда стоят кони-львы, сами вороные, а гривы рассыпные,
шерсть как дорогой атлас лоснится, а заложены в коляску.
Я взошел на крыльцо и говорю: так и так г я племянник, студент, прошу доложить
Илье Федосеичу.
А люди отвечают:
г Они сами сейчас сходят г едут кататься.
Показывается очень простая фигура, русская, но довольно величественная, г в глазах
с матушкой есть сходство, но выражение иное, что называется г солидный мужчина.
Отрекомендовался ему; он выслушал молча, тихо руку подал и говорит:
Садись, проедемся.
Я было хотел отказаться, но как-то замялся и сел.
г В парк! г велел он.
Львы сразу приняли и понеслись, только задок коляски подпрыгивает, а как за город
выехали, еще шибче помчали.
Сидим, ни слова не говорим, только вижу, как дядя себе цилиндр краем в самый лоб
врезал, и на лице у него этакая что называется плюмса, как бывает от скуки.
Туда-сюда глядит и один раз на меня метнул глазом и ни с того ни с сего проговорил:
г Совсем жисти нет.
Я не знал, что ответить, и промолчал.
Опять едем, едем; думаю: куда это он меня завозит? И начинает мне сдаваться, что я как
будто попал в какую-то статью.
А дядя вдруг словно повершил что-то в уме и начинает отдавать кучеру одно за другим
приказания:
г Направо, налево. У "Яра" г стой!
Вижу, из ресторана много прислуги высыпало к нам, и все перед дядею чуть не в три
погибели гнуться, а он из коляски не шевелится и велел подать хозяина. Побежали.
Является француз г тоже с большим почтением, а дядя не шевелится: костью
набалдашника палки о зубы постукивает и говорит:
г Сколько лишних людей есть?
г Человек до тридцати в гостиных, г отвечает француз, г да три кабинета заняты.
г Всех вон!
г Очень хорошо.
г Теперь семь часов, г говорит, посмотрев на часы, дядя, г я в восемь заеду. Будет
готово?
г Нет, г отвечает, г в восемь трудно... у многих заказано... а к девяти часам
пожалуйте, во всем ресторане ни одного стороннего человека не будет.
г Хорошо.
г А что приготовить?
г Разумеется, э ф и о п о в.
г А еще?
г Оркестр.
г Один?
г Нет, два лучше.
г За Рыбкой послать?
г Разумеется.
г Французских дам?
г Не надо их!
г Погреб?
г Вполне.
г По кухне?
г Карту!
Подали дневное menue.
Дядя посмотрел и, кажется, ничего не разобрал, а может быть, и не хотел разбирать:
пощелкал по бумажке палкою и говорит:
Вот это все на сто особ.
И с этим свернул карточку и положил в кафтан.
Француз и рад и жмется:
г Я г , говорит, г не могу все подать на сто особ. Здесь есть вещи очень дорогие,
которых во всем ресторане всего только на пять шесть порций.
г А я как же могу моих гостей рассортировать? Кто что захочет, всякому чтоб было.
Понимаешь?
г Понимаю.
г А то, брат, тогда и Рябыка не подействует. Пошел!
Оставили ресторанщика с его лакеями у подъезда и покатили.
Тут я уже совершенно убедился, что попал не на свои рельсы, и попробовал было
проститься, но дядя не слышал. Он был очень озабочен. Едем и только то одного, то
другого останавливаем.
г В девять часов к "Яру"! г говорит коротко каждому дядя. А люди, которым он это
сказывает, все почтенные такие, старцы, и все снимают шляпы и так же коротко
отвечают дяде:
г Твои гости, твои гости, Федосеич.
Таким порядком, не помню, сколько мы остановили, но я думаю, человек двадцать, и
как раз пришло девять часов, и мы опять подкатили к "Яру".
1 2 3 4