Я предупредил тебя с самого начала.
– Значит, ты можешь просто уйти? Никакой привязанности, никаких сожалений?
– Какие тут могут быть сожаления? Мы с тобой хорошо поразвлеклись, мне было приятно твое общество. О чем же здесь жалеть? Что касается привязанности, мы можем оставаться друзьями – просто перестанем быть любовниками.
– Друзьями? Что есть во мне такого, что заслуживало бы дружеских чувств? Репутация моя погибла, а в печке сидит пирожок.
Я застыл на месте и вытаращил на нее глаза. Она молчала. Заикаясь, я выдавил:
– Нно… это же невозможно! – Она склонила голову к плечу и бросила на меня взгляд, в котором читалась едва ли не ненависть. – Мы были так осторожны! – Уж ято точно был: всегда пользовался купленным у аптекаря выделанным рыбьим пузырем. Она тоже на всякий случай предохранялась, используя какуюто женскую хитрость, – по крайней мере так она мне говорила.
– Ну да, были осторожны, верно. – Тон Цисси был полон сарказма. – Но иногда осторожности бывает мало, понимаешь?
Она стояла, глядя на меня безумными глазами, едва не плача, а я, да поможет мне бог, не мог выдавить ни слова. Я чувствовал себя так, словно меня огрели по голове моим собственным веслом. Я не хотел жениться на Цисси. Я не любил ее – ни теперь, ни раньше. Она была никем – дочкой рыбака, а моя семья занимала самое высокое положение на Тенкоре. Мой отец был главой Гильдии; Гильдия заправляла всей торговлей и всеми маршрутами доставки товаров в Ступицу. Мы были богаче всех на Тенкоре и, как я тогда наивно полагал, принадлежали к первым богачам островов Хранителей. Мне было совершенно невозможно жениться на комто вроде Цисси Лепанто. Даже и захотеть такого было для меня совершенно невозможно. Мужчины моего круга делили ложе с подобными женщинами, но не женились на них. И ей должно было это быть известно.
На меня обрушился целый водопад мыслей: мой отец убьет меня… отец Цисси убьет меня… ее четыре брата убьют меня. Отцу придется от них откупиться. Нет, определенно он меня убьет. Цисси нужно будет на время отослать куданибудь подальше. Нужно будет уговорить ее отдать ребенка, чтобы никто ничего не узнал. Все это, конечно, можно организовать, но мой отец придет в ярость. Ему придется раскошелиться, а расставаться с деньгами он ох как не любит. Он и такто давал мне гроши, а теперь и вовсе ничего не даст. Мне придется жить на мои заработки пловца, еще не прошедшего последних испытаний. Проклятие, это было несправедливо! Я ведь соблюдал такую осторожность…
Цисси продолжала стоять, глядя на меня, и лицо ее теперь совсем не было смазливым. Губы ее задрожали, потом она подобрала юбки, повернулась и бросилась бежать, оставив меня стоять на месте, как придурка. Прохожие смотрели на меня с усмешками. Я чувствовал унижение, и мне трудно было сдерживать гнев. И почему это девицы так всегда переживают?
Поблизости в канаве шныряла стайка птичек: они клевали зернышки, просыпавшиеся, когда здесь сгружали пшеницу, предназначенную для мельниц Тенкора. Я хотел идти дальше, но чувствовал себя приросшим к месту: мне требовалось чудо, которое изменило бы течение времени, перенесло меня назад, в раннее утро, когда в мире еще все было в порядке.
И вот тогдато это и случилось.
Я никогда, никогда не забуду тот звук… Мокрый шлепок, от которого кровь стыла в жилах…
Откудато сверху с воплем упала женщина, рухнув на камни мостовой всего в нескольких шагах от меня. Она была голая, старая, морщинистая – и мертвая. Ее кровь – красная и блестящая – забрызгала мои башмаки. В то же мгновение в канаве словно из ниоткуда возникло несколько человек. Тоже голые, но живые бледнокожие люди – мужчины, женщины, дети. Несколько секунд они стояли, потом все попадали на землю – словно не знали, как стоять. Ктото из маленьких детей начал плакать; это был ужасный нескончаемый звук, полный такого страха, что вы чувствовали: конца ему не будет. Волосы на голове у меня зашевелились. Вой подхватили остальные люди; потом он, словно эхо, стал доноситься с соседних улиц и даже с вершин деревьев.
Я был так поражен, что был не в силах пошевелиться.
Что же случилось?
Я не имел представления. Никаких мыслей у меня не было. Я просто стоял и таращился на мертвую женщину, на струйку крови, стекавшую в канаву, слушал вопли, доносившиеся отовсюду. Я даже забыл все, что сказала мне Цисси. Наконец я неуверенно шагнул к плачущей девчушке; однако малышка только громче завопила и прижалась к стене ближайшего дома; потом ее крики превратились в икоту, сотрясавшую все ее тельце. Один из голых взрослых – мужчина – попытался обнять ее; судя по сходству, это был ее отец, но она испугалась его не меньше, чем меня. Мужчина подполз и приблизил свое лицо к ее лицу; потом он заговорил, но единственные звуки, вырвавшиеся из его рта, были невразумительным кряхтением и кваканьем. Он наклонился еще ближе, словно хотел поцеловать малышку; при этом ее вопли стали такими отчаянными, что он был вынужден отползти в сторону. Он съежился в канаве и попытался спрятать голову под руку, как будто таким образом мог заглушить ужасные звуки.
Я попятился. Меня трясло, и сделать с собой я ничего не мог. Я бросился бежать вверх по улице, к конторе Гильдии. Я хотел узнать ответ, чтото, что имело бы смысл, что сказало бы мне, что означает этот дурной сон наяву.
Немного дальше на мостовой лежал еще один голый мужчина. У него, похоже, была сломана нога. Я замедлил шаги и далеко обошел его; он не попросил меня о помощи, но посмотрел на меня глазами, полными боли и растерянности. Я не остановился. Я не знал, как ему помочь, а единственное, о чем я был в состоянии думать, – это что я должен добраться до Гильдии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22