А когда Михаила Борисовича увели, обе бригады насели на одну Свету Кораблеву и обстоятельно разъяснили девушке, что дело об убийстве Лесникова можно уверенно закрывать. Убил его Тараканов и сделал он это лично. Покойный Алексей Барчук мог быть его сообщником, работающим за пару таблеток — но это уже не имеет значения. Оба — и Тараканов, и Барчук — мертвы, а это является достаточным основанием для прекращения расследования.
Светлана, однако, настояла на том, чтобы допросить еще Ирину Лесникову. Та первой подала идею о том, что ее мужа убил именно Тараканов, и теперь последней ее подтвердила.
А потом спросила, но не Кораблеву, а следователя Туманова, который вел дело о «смешинках» и присутствовал при допросе:
— Скажите, а меня будут еще вызывать? На допросы или на суд? А то я хочу пару месяцев отдохнуть на Кипре. С тех пор, как мне сказали, что Тараканов заказал мое убийство, мне здесь как-то неуютно.
— Об этом не беспокойтесь, — ответил Туманов. — Киллер мертв, заказчик у нас. Бояться вам нечего. А на Кипр езжайте, конечно. Дело об убийстве закрывается, а в деле о наркотиках ваши показания ключевой роли не играют. До суда еще далеко — думаю, вы успеете съездить и вернуться. А если нет — то ничего страшного. На суде можно зачитать показания, данные на предварительном следствии. Так что все в порядке. Нам от вас больше ничего не нужно.
Радость Ирины по поводу того, что дело об убийстве закрыто, была неподдельной. Расследование мешало оформлению наследства — а теперь все формальности удалось провернуть легко и быстро. Правда, с «Глобусом» были неясности: почти все пайщики, кроме Ирины, оказались в тюрьме. Ликвидация фирмы представлялась неизбежной, и надеяться на дивиденды не имело смысла. А имущество «Глобуса» было арестовано, и Ирина не могла прямо сейчас забрать свой пай.
Однако ждать она тоже не захотела. Просто поручила своему адвокату отсудить положенную долю, когда это будет возможно, и отправилась на Кипр вместе с Толиком и его неизменной джинсовой сумкой.
Костюмы он иногда менял — Ирина купила ему несколько новых, но тоже джинсовых: имидж есть имидж. А вот сумку он поменять отказался. Толик считал ее талисманом, приносящим счастье. Так и улетел — в новом костюме, с новой гитарой и со старой сумкой через плечо.
Сажин и Ростовцев провожали их в аэропорту. На этом настоял Толик, и аргументы его были неотразимы.
— Вы нам не чужие! — заявил он. — Юрик два дня нас охранял, а ты, Шура, убрал этого Таракана. Если бы не вы — черт знает, что бы могло случиться. Может, мы сегодня не летели бы на Кипр, а лежали в братской могиле на Северном кладбище.
Ростовцев и Сажин, вообще-то, благодарили за все случай — тех упрямых гаишников, которые очень вовремя затеяли свой рейд по выявлению нарушителей. Но они благоразумно не стали скромничать и отказываться от приглашения. Эти ребята в нерабочее время всегда были не прочь выпить на халяву.
Ну и выпили. Вспомнили историю своего знакомства, убийство Лесникова, смерть Афанасьева и последние события, помянули умерших, порадовались за живых — тех, которым не придется много лет просидеть в тюрьме, а потом попрощались тепло и разошлись — одни на самолет, другие — на автобусную остановку.
Когда самолет взлетел, а нетрезвые сыщики все никак не могли дождаться автобуса и кляли себя, что не воспользовались для этого личного дела служебной машиной, Сажин пробормотал:
— Что-то не верится мне, что Тараканов сам убил Лесникова. Он для этого слишком большая шишка.
— Какая разница, кто его убил? — парировал Ростовцев. — Главное, что мы смогли дело закрыть. А Лесникову туда и дорога. Сколько малолеток этими «смешинками» травится — уму непостижимо. Теперь, может, этой дряни меньше станет.
— А вот это черта с два. Через неделю новая мафия появится. Уже сейчас кто-нибудь сидит и радуется, что мы ему место расчистили. Так что дряни меньше не станет.
— Это ты прав. На наш век дряни с лихвой хватит и еще детям останется.
— Слава Богу, что у меня нет детей.
* * *
«Жучок», пристроенный в неизменной потрепанной сумке Толика Кленова — в сумке, которую он считал своим талисманом, — великолепный японский жучок, не замеченный даже на таможне, продолжал работать и в самолете, и на Кипре. Он питался от микроскопической атомной батарейки — почти как сердечные стимуляторы, которые вживляются прямо в тело человека. Много лет он мог посылать в эфир свои сигналы — слабые, но достаточные, чтобы уловить их с расстояния в несколько сот метров.
И на Кипре, среди пальм и пляжей, «жучок» продолжал передавать в эфир радиоволны, заключавшие в себе все, что говорилось поблизости от сумки. Только некому было ловить эти волны, некому было слушать разговоры. «Жучок», который стоил дороже приличного автомобиля, работал впустую.
— А знаешь, как страшно было падать там, на лестнице. Я ведь и правда могла разбить себе голову и переломать все кости.
— Фигуристка должна уметь падать.
— Я умею. Но ты только представь, как трудно правильно упасть, когда тебя колотит, истерика, и ноги подкашиваются на самом деле.
— А с чего это у тебя была истерика? Ты боишься мертвецов или тебе было жалко мужа?
— Дурак! Я боялась, что они поднимутся в квартиру и увидят тебя с пистолетом.
— А кто тебе сказал, что у меня был пистолет? Пистолет давно лежал на соседнем балконе.
— Все равно страшно. Пришлось бы объяснять, то ты такой.
— А удачно потом получилось со знакомством на глазах у толпы ментов. Этот лох Сажин так до самого конца ничего и не заподозрил.
— Толька, ты гений! Я до сих пор не верю, что у нас все получилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26