Правда, не натуральная, а крашеная — но все равно закономерность налицо. И она каким-то образом связана с характером мании этого человека.— Вы хотите сказать, что для каждого преступления Санта-Клаус выбирает более светловолосую жертву?— Это совершенно очевидно.— Но тогда не логично ли будет предположить, что четвертое убийство окажется последним? Ведь у блондинок самые светлые волосы.— Ручаться за это нельзя. Есть ведь еще и натуральные блондинки. А кроме того, он может выстраивать не прямую, а что-то вроде синусоиды — сначала от темного к светлому, потом наоборот, и так далее…Слушая эту беседу, Денис задумчиво наматывал на палец длинный белый волос Марины. Она была натуральной блондинкой. Но думал Денис не столько о Марине, сколько о том типе в красных «Жигулях». Гордившийся своей фотографической памятью художник никак не мог вспомнить его лицо. 17 — Жалко Снежану.— Как любого перспективного клиента.— Ты циник, и это плохо. Неужели тебе не жаль ее просто по-человечески?— По-человечески мне жаль всех. Даже себя. Но не ты ли проповедуешь, что после смерти все мы перенесемся в мир, где всегда тепло, сияет солнце и цветут орхидеи? У нас с тобой разделение труда. Тебе — бог, мне — бизнес. Чего стоит церковь без денег? Это только Христос гонял торгующих из храма, да и то его последователи сообразили, что зря.— Если бы христианские заповеди кто-нибудь выполнял, им бы цены не было…— Сомневаюсь.— Ладно, я не о том хотел поговорить. Ты заметил, последняя жертва не имеет к нам никакого отношения. Как и вторая.— Но в отличие от первой и третьей.— Вот именно.— Да. Не лишено своеобразия. Впрочем, у инквизиторов должен быть иезуитский ум. Только какова цель?— Нагие девушки на снегу. Это тебе ничего не напоминает?— А что это должно мне напоминать?— Вспомни, до чего у нас осталось четыре дня.— До дня рождения Солнца. Ну и что?— А теперь вспомни канон мессы Торжествующего Рассвета. Ты ведь сам участвовал в его составлении.— Ты хочешь сказать?..— Именно это я и хочу сказать.— Да, но ведь их же никто не привязывает к деревьям и не морозит насмерть.— Это знаем мы с тобой. А представляешь, что скажут простые обыватели, когда узнают, как проходит ночная месса дня рождения Солнца?— А они узнают?— Ну, раз мы решили стать открытой церковью и допустить к своим службам непосвященных, то значит, не будет и тайн. Так вот, обыватели скажут, что это кто-то из наших свихнулся на почве разврата и языческих заблуждений. А могут и всю церковь обвинить в человеческих жертвоприношениях.— Думаешь, до этого дойдет?— А что, очень может быть. Мы ведь кто? «Вредная языческая секта, чуждая историческим традициям российского народа и враждебная христианским ценностям». Цитирую по памяти, так что за точность не ручаюсь.— Его преосвященство?— Разумеется. Воскресная телепроповедь. Предостережение молодым, дабы боялись лживых обольстителей.— А что, скажешь, ты не обольститель?— Я не лживый.— Не доказано, поскольку недоказуемо. Как и само бытие Божие вместе с мистической силой Солнца. Итак, ты думаешь, кто-то хочет нас подставить?— Очень похоже на то.— Кто? Инквизиторы?— Разве у нас мало недругов?— Однако насилие по отношению к нам применяли пока только они. Остальные до сих пор обходились словами.— Я знаю твое отношение к инквизиторам. Я их тоже не люблю. И все-таки что не доказано, то не факт. Кстати, твои слова.— Мои. Я согласен — давай отвлечемся от инквизиторов. И вообще от недругов. Ты не допускаешь, что это все-таки кто-то из наших? Ведь может же человек взять и сойти с ума. И не только на почве языческих заблуждений.— Все может быть. Но подстава все же вероятнее. И это грозит нам большими неприятностями.— Какими именно?— Принимая во внимание, что большинству населения на религию наплевать, а доказательств человеческих жертвоприношений нет и быть не может… Думаю, массовых наездов не будет. Уже который год кричат: «Бей сектантов!», а народ — ноль внимания. Вот если кто-то сфабрикует улики…— Разве толпе нужны улики?— Толпу еще надо собрать. Нет, в Варфоломеевскую ночь я не верю. Россия постиндустриальной эпохи для этого неподходящее место. Но возможны неприятные вылазки одиночек и мелких агрессивных групп. И органы нас будут трясти наверняка. И очень возможно, что нашу церковь попытаются под этим соусом ликвидировать. А преуспеть в таком деле ничего не стоит, если постараться. Это только фанатики с оловянными глазами могут стоять стеной против любых гонений. А у нас глаза обыкновенные, живые.— Да, кстати, насчет того, кто может стоять стеной против чего угодно. В городе появился тен-тай.— Я уже слышал, но зачем он тут появился, известно одному только небу. 18 — Первая задача — отвлечь внимание. Знаешь, как делает фокусник. Ловкость рук, и никакого мошенничества.Ученик тен-тая Костя Данилов небрежно махнул рукой перед глазами Лены Зверевой, и её взгляд метнулся вслед за кончиками его пальцев.Пока Лена остолбенело смотрела на внезапно опустевшее пространство перед собой, Костин голос раздался из-за ее спины:— Вот примерно так. Надеюсь, ты понимаешь, что пока ты пялилась на стену, я мог сделать с тобой все, что угодно.Вздрогнув, Лена резко обернулась, Костя сидел в кресле с качающейся ножкой, закинув ногу за ногу.— А меня научишь? — не скрывая изумления, спросила она.— Рад бы, но есть проблемы. Обучение само по себе мало чего стоит. Я могу научить тебя многим приемам, и при достаточном усердии ты сравняешься по силе и возможности со средним каратистом. Если какой-нибудь насильник нападет на тебя в подъезде, ты от него отобьешься. Но это не будет тентай-де.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50