Как ни странно, этот выходец из прошлого ничуть не изменился. Он как будто только что выбрался из консерванта, чтобы предстать перед одной из своих былых жертв в наилучшем виде.
— Ле-е-ечь, — так же лениво процедил Кэнби.
— Что-о?! — Родриго взбесился. Неужели это неведомо откуда возникшее ничтожество, от которого он столько натерпелся в училище, воображает, будто все еще имеет над ним власть? Ну, сейчас он вправит негодяю мозги! Родриго представил себе, как он наносит сержанту мощный удар в челюсть, от которого тот отлетает метра на три. Он уже мысленно начертил траекторию этого удара, и…
…И ничего не произошло. Родриго неожиданно ощутил, что его переполняет страх. Обыкновенный страх за свою шкуру, нелепый о точки зрения закаленного в испытаниях командира десантной группы, но вполне уместный для юнца, успевшего лишь вызубрить Устав и несколько инструкций да разучить с грехом пополам пару-тройку простейших приемов. И даже это негодующее «что-о?!» так и не вырвалось наружу, не превратилось в коротенький набор звуков, задавленное в гортани исключительно развившимся инстинктом самосохранения. Да, протест был только мысленным, иначе Кэнби вряд ли остался бы стоять с той же самодовольной рожей.
Слегка наклонив голову, Родриго оглядел себя и убедился в том, что его кошмарная догадка верна. На нем был не спецкостюм с терморегуляцией и встроенными датчиками, а повседневный комбинезон курсанта. На правом рукаве, над красивой голубой эмблемой ЭДУ, сиротливо желтел маленький квадратик. Первый год обучения!..
Итак, его загадочным образом перебросили в прошлое, заставляя вновь пережить один из самых тягостных эпизодов курсантской жизни. Кому понадобилось ворошить его воспоминания? Не ахти какая ценность! Почему нельзя просто появиться, ткнуть себя пальцем (щупальцем, копытом?) в грудь, произнести свое имя — и пошло-поехало? До чего же скрытны эти любители читать в чужом мозгу!
Но размышлять об особенностях контакта с инопланетянами не было никакой возможности, пока перед лицом маячила ненавистная физиономия Кэнби.
— Ну что ты застыл, как мумия? — вопросил сержант тоном, не предвещавшим ничего хорошего. — Уже переутомился? Лечь!
И тут Родриго вспомнил, что именно он ответил Кэнби тринадцать лет назад. Да, как раз тогда он предпринял первую, робкую, еще обреченную на неудачу, попытку отстоять свое достоинство, освободиться от страха, пропитавшего, подобно дурно пахнущей маслянистой жидкости, все поры тела.
— Не буду, — тихо произнес Родриго.
Если бы он мог наблюдать эту сцену со стороны, из безопасного уголка, то, несомненно, посмеялся бы, глядя, как отвисает квадратная челюсть сержанта. Но, изобразив даже подобие улыбки, он был бы избит немедленно. Отсрочить расправу хоть на несколько минут можно было, только продолжая стоять по струнке. И он получил эту отсрочку.
— Не буде-е-еш-шь? — с каким-то садистским смакованием шипящей на конце протянул Кэнби. — Отлично. Иди за мной. — Он резко повернулся — куда делась лень избалованного послушанием господина? — и зашагал в конец коридора, туда, где неярко светилась зеленоватая дверь душевой комнаты.
Официально, разумеется, неуставных отношений в природе не существовало. Должностных лиц СБ от этих двух слов коробило. Они неустанно подчеркивали, что всеобщая декларация прав человека не только провозглашает, но и, безусловно, гарантирует будущим воинам полную неприкосновенность. Однако от заверений «шишек», висящих слишком высоко над головой, у курсантов оптимизма не прибавлялось. В ЭДУ, как, пожалуй, и в любом другом училище, сложилась весьма жесткая система взаимоотношений между младшими командирами, новичками и теми, кто за два—три года уже поднаторел в искусстве постоять за себя. Слабакам эта система предоставляла слишком мало шансов избежать издевательств.
Такой порядок вещей существовал давно. Ему способствовало то, что СБ всегда были замкнутой организацией, почти не контролируемой обществом. На особом положении Сил Безопасности в свое время настоял сам Ларозьер. «Военным — военное, гражданским — гражданское», — любил говорить спаситель человечества. Как известно, он терпеть не мог хлюпиков и считал, что настоящим воином-защитником можно стать, лишь пройдя через тяжелые испытания.
Против испытаний Родриго ничего не имел, но самодурство «наставников» попортило ему немало крови. Впрочем, эта проблема волновала тем меньше, чем ближе он продвигался к получению долгожданного офицерского звания. Возмужав, он уже не давал обидчикам спуску и в то же время не третировал «молодняк», позволял ему дышать более или менее свободно.
Однако сейчас, когда Родриго только-только перешагнул свой маленький Рубикон, все испытания были впереди.
Душевая сверкала перламутром самоочищающегося пластика. Человеку, зашедшему сюда впервые, могло показаться, что он попал внутрь огромной раковины-жемчужницы.
— Итак, сынок, — сказал Кэнби, раскачиваясь на носках, — ты действительно что-то вякнул или у меня расстройство слуха?
— Я сказал, что больше не бу…
Страшный удар в скулу отшвырнул Родриго к стене. Он медленно сполз по ней и скорчился на полу, держась за раскалывающуюся челюсть.
Кэнби теребил значок у себя на груди.
— Ну, так что же ты еще хочешь мне сказать? Наверное, поблагодарить за науку?
Родриго устремил на него ненавидящий взгляд снизу вверх.
— Сволочь, — пробормотал он. — Проклятая сволочь!
Лицо Кэнби окаменело.
— Вот как? — Он поднял правый кулак и стал рассматривать костяшки пальцев. — Это уже серьезно. Насколько я понимаю, ты осмелился бросить мне вызов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77