А ведь тебе так много было дано, вот я и не могу понять…
Гарусов больше не смеялся.
— Увы, парень. Если ты не мог этого понять всю свою жизнь, то не поймешь и сейчас. Других вопросов нет? Ну что ж… Для начала отпусти-ка ее титьки. Усади в кресло. Подойди ко мне. Встань на колени. Теперь ты знаешь, для чего нужна власть? Нет, я не стремлюсь превратить людей в зомби, идущих толпами со всех концов света, чтобы облизать мне туфли. Это ничего не дает. Задача другая — добиться, чтобы они сами захотели сделать это. Добровольно. Каждый. Не инстинкт, не страх перед наказанием, а осознанное стремление повиноваться. Кое-кому до меня это удавалось. Но никто из них не смог овладеть душами всех, живущих на планете. Я смогу. Это все. А теперь прощай.
Айделсон вздрогнул, застыл на мгновение, затем повалился вперед. И Гарусов тут же забыл о нем.
— Вставай, куколка, — сказал он. — Пойдем со мной.
Они вышли из дворца и направились к бункеру. Секретарша была нужна Гарусову как прикрытие. Несмотря на скромную, казалось бы, должность, она имела доступ всюду. Например, Гарусов не имел права даже приближаться к бункеру без сопровождения кого-нибудь из вышестоящих. А вот с нею — пожалуйста, ни у кого не возникнет вопросов. Как всегда, японка высоко держала украшенную цветами голову, и в ее походке нельзя было заметить ничего необычного. Но, заглянув в пустые, без всякого проблеска мысли глаза секретарши, любой нормальный человек испытал бы оторопь.
В бункере Гарусов снова устроил бойню. Вот теперь он ощутил явный упадок сил, и это его испугало: энергозатраты, по-видимому, нарастали не в арифметической прогрессии. Предугадать такую аномалию было невозможно, ведь ему никогда не приходилось убивать столько народа за один присест! Но отступать было поздно: аппаратура бункера, завязанная на «слухачей», автоматически подала сигнал тревоги, и сейчас сюда бежали все оставшиеся в живых островитяне. В сущности, это входило в его план, поэтому Гарусов лег на пол и позволил себе немного расслабиться, поджидая гостей. Послышался топот ног.
— Что случилось? — крикнул, вбегая, один из «слухачей», уцелевший, так как его смена еще не наступила. — Почему… — Он увидел трупы и в ужасе попятился, но напирающие сзади вновь затолкнули его в зал. Затем в аппаратной раздался вопль — кто-то обнаружил за приборными шкафами тела Митча и Раджа.
— Помогите… — простонал Гарусов, делая вид, что пытается встать, но незримая тяжесть придавливает его к полу. — Приборы… — Он зашелся в кашле, который было невозможно отличить от настоящего. — Сигнал…
Чем непонятнее, тем лучше. Потом те, кому посчастливится избежать общей участи, расскажут: у бедняги Гарусова был шок, обернувшийся частичной потерей памяти. А как он вообще сюда попал? Об этом должна была знать японка, которая, конечно же, появилась в бункере не без важной причины. Но она, увы, тоже умерла…
Островитяне кинулись к скорчившимся в креслах телам. Лишь один склонился над Гарусовым, но тут же отшатнулся с безумным видом и стал, как слепой, обшаривать стену.
Какое-то время Гарусов лежал неподвижно, наблюдая за происходящим из-под полуприкрытых век. Лишь убедившись, что больше ждать некого, он продолжил избиение.
«Сначала — „слухачей“, остальных — как получится… Черт, как тяжело… Сил все меньше и меньше… Нет, не суметь. Кто-то все же останется…»
Гарусов никогда не испытывал такого нечеловеческого перенапряжения. Но это было еще не самое худшее. Близилась «ломка» — ее симптомы он узнавал безошибочно. Раньше она, как правило, приходила через два-три дня после создавшего «критическую массу» применения Дара. Но сейчас был особый случай…
Он уже ничего не мог — только смотреть в потолок и думать: «Все-таки это гуманная казнь. Без пролития крови… Когда-то такую формулировку применяли инквизиторы, посылая приговоренных на костер. Они издевались над своими жертвами, ведь более мучительную смерть трудно придумать. Но я не имею ничего общего со средневековыми палачами. На самом деле я никогда…»
И тут началась «ломка» — все стадии одна за другой. Такая сильная, что уже через несколько минут Гарусов потерял сознание.
Он очнулся в небольшом помещении с единственным окошком, забранным решеткой. Массивная железная дверь наводила на мрачные раздумья. Тюрьма? Черт, его все-таки раскусили! Теперь — конец. А может, еще не все потеряно?
Гарусов пошевелился, и металлическая койка под ним отозвалась противным скрипом пружин. Поднял правую руку — на запястье был надет широкий стальной браслет с непонятными кнопками. Пока он размышлял, что это такое, в углу камеры ожила черная коробочка репродуктора:
— Вы можете встать?
«Ага! — подумал Гарусов. — Браслет — наверняка какая-то медицинская штучка. Я проснулся — и она подала сигнал. А что там, над дверью? Ну конечно же, глазок видеокамеры! Тотальный контроль. Но хотя техника у них (интересно, у кого это — у „них“?) на высоте, сдаться без боя было бы глупо и позорно. Попробуем сыграть в одну игру…»
— Где я? — с тупым видом спросил он. — Что это было? Почему…
— Вы можете встать? — Голос был мужской, довольно неприятный. В то, что его обладателя удастся переиграть, верилось с трудом. И все же…
Гарусов кое-как поднялся, продолжая корчить недоумка.
— Где все? Я помню только… А-а!! — Он в ужасе закрыл лицо руками.
— Отойдите к задней стене, — бесстрастно продолжал репродуктор. — Если попробуете самостоятельно что-нибудь предпринять, будете уничтожены. Вы поняли? Дайте подтверждение.
Гарусов кивнул и сделал то, о чем его просили, продолжая, однако, выражать всем своим видом полное недоумение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88