Слабые у нее пальчики, очень слабые.
Зачем все это, Кока-Лола?

ОДИН НА ДОРОГЕ

Теплая в этом году осень. Повезло бабам с их летом. Впрочем, кому как…
Кей возвращался от Зодиака, с которым имел недолгий разговор. Любой, кто хоть раз общался с Зодиаком, стремится сократить общение до минимума и быстрее унести ноги. Кей не исключение. Но разговор оказался интересным.
На обратном пути Кей едва не сбил бредущую по дороге тетку. Та слепо перла на другую сторону, не смотря, что знаки перехода в этом месте отсутствовали напрочь, а машин – полно. Кей притормозил и изготовился покрыть ее нехорошими словами, но осекся и торопливо уехал, стараясь не оглядываться.
Оплывшая бесформенная женщина, неряшливо и плохо одетая, с пучками немытых волос, выбившихся из-под самовязаного беретика с петелькой на макушке, с хозяйственной сумкой из искусственной кожи в толстых дряблых руках. Бока сумки распирали крупные картофелины, а сверху белели пакеты с крупой и макаронами, бережно прикрытые бесплатной рекламной газетой.
Кей знал, что они знакомы, но не мог вспомнить имя. Он обозлился на память и, вернувшись домой, раздраженно отпихнул ногой вертевшегося в коридоре пса. Тот обиделся, и Кею пришлось долго извиняться, встав на колени перед диваном, под который забился Урал, оскорбительно выставив для переговоров кончик хвоста.
…Он уехал, а женщина еще долго смотрела ему вслед, стоя посередине дороги и пропуская мимо ушей громкую водительскую брань. У хозяйственной сумки промокло дно, и на асфальт капало молоко, скапливаясь в выбоине, куда уже упало несколько женских слез, слез отчаяния и безнадеги.
Сегодня – День Памяти, Memory Day, когда поминают братьев, павших на дорогах. Вторая суббота месяца. Сегодня никто не катается. Сидим по кабакам, пьем, плачем и смеемся. Всего помногу.
Есть и еще один повод: Вторник проходит ритуал приема в Стаю. По традиции, за день до церемонии надо хорошенько отметиться в байк-баре «Негабаритная кривая».
Расположение и вместимость байк-бара «Негабаритная кривая» таково, что перед ним может расположиться максимум десяток байков, а внутри, в полуподвале – человек пятьдесят байкеров. В действительности имеет место настоящее чудо, потому что ближе к полуночи у тяжелых чугунных дверей скапливается сотня аппаратов, а в бар набивается толпа в разной степени пьяных субъектов в мертвой коже.
Бешеные подкатили к бару в полночь, при полной луне. Трибунал предпочитает называть это время суток BadMoonTime. По-нашему получается что-то вроде Сквернолуния. Время, когда некоторые хорошие люди на глазах меняются и обрастают густой шерстью.
Бешеные расположились в углу, за прозрачной пластиковой перегородкой. Здесь не так режет слух разноголосый шум косушной толпы, горланящей, перебивающей и матерящейся без передышки. Преобладают большемерные пузатые мужики, последний раз видевшие свой член лет пятнадцать назад.
Стая заняла большой стол. Во главе сел Трибунал и пристально оглядел собравшихся. Встретившись взглядом с Кеем, едва заметно кивнул. Кей открыл и закрыл глаза, подтверждая, что приветствие замечено и принято.
Трибунал вел себя не совсем обычно. Внимательно рассматривал каждого за столом, оценивающе.
Вторник заказал для Стаи фирменный коктейль заведения «Все радости мира». Метода приготовления предельно упрощена: по требованию клиента из всех бутылок, что стояли на полках за спиной бармена, некоторое количество алкоголя слили в большой алюминиевый ковш и слегка подогрели на газовой плитке. Ковш пустили по кругу, следя за тем, чтобы Капеллан делал глотки поменьше, а Барон не жульничал и не требовал лишний глоток. Не потому, что он жадный, просто привык базарить.
Изведав «Всех радостей мира», Стая перешла на «Дикий хлеб»: спирт из сифона с добавлением сухарного кваса и незначительного количества пены черного пива для аромата.
Трибунал постучал по столу перстнем. Разговоры за столом мгновенно стихли. С непроницаемым лицом Трибунал поднял стакан и произнес тост:
– Едущие со мною, да не предадут меня!
Бешеные выпили, переглядываясь. Вожак умел внушать ужас, но от этих слов и у самых бывалых затряслись поджилки. Кто-то, не сумев совладать с задрожавшей рукой, неловко поставил стакан, выплеснув остатки содержимого на стол. Белую поверхность прочертила черная полоса…
Кей отхлебнул, и вниз по горлу скатился теплый шарик, который достиг сердца, соединился с ним, и на мгновение сделал огромным, распирающим грудную клетку. Это длилось недолго. Затем наступило состояние блаженного покоя. Кей закурил и окинул зал благостным взором.
Ничего не меняется уж сколько лет:
коллекция свинченных с машин металлических регистрационных номеров, в беспорядке приколоченных к плохо покрашенной стене, среди которых имеются номера из стран, которых уже и в помине нет;
«Днепр», с болезненной аккуратностью распиленный вдоль неким безымянным умельцем и подвешенный под потолком;
туалет, закрывающийся изнутри на огромный купеческий засов, – случается, что клиент засыпает прямо на толчке, и тогда засов открывают с помощью хитро изогнутой проволоки, хранящейся под стойкой у бармена, между помповым ружьем и толстой бейсбольной битой.
Ружье не стреляет. Здоровяку-бармену достаточно прикрикнуть на подгулявшую публику, и те разом замолкают. Слушаются, потому что другого такого местечка в Городе нет. Прикроют – куда деваться?
Еще – вросшая в пол тяжелая деревянная стойка, выдержавшая напор множества байкеров, энергично молотивших по ней кружками, кулаками и собранной по карманам мелочью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117