— Кто бы мог подумать, что полковник… в таком возрасте…
— А я считал его кристально чистым…
— Не зря ведь говорят, душа чужая — потемки…
— Э, бросьте вы, я уверен, что это — наглая клевета… Зы же знаете, сколько у нас врагов.
— Я знаю эту девицу. Официанткой работала в столовой на Чорсу.
— По-моему, это очень ловко подстроенная западня.
— Как бы то ни было, прямо кинжалом ударили Салимджана-ака в сердце!
— Вот об этом-то я и горюю, друг!
— Добрее его не сыщешь человека, всем помогает, советует…
— Хороший человек, но все же… ребенка своего нельзя бросать.
И вдруг над столами взвился крик:
— Принесите валидол! Скорее! Скорее!
Я глянул и обомлел: Салимджан-ака, схватившись рукой за сердце, упал на стул, беспомощно откинув голову назад. Губы его начали синеть…
Удар за ударом
Полковник не спал всю ночь. Все ходил по кабинету взад и вперед, мучаясь какими-то мыслями. О чем, интересно, он думал? Наверняка, об этих клеветниках…
Да, тут задумаешься. Кто такая женщина с ребенком? Какую цель она преследовала, устроив этот шум?! И почему Салимджан-ака так взволновался, зная, что все это провокация, подстроено специально?! Так ничего и не решив для себя, я уснул беспокойным кошмарным сном. Когда открыл глаза, небо начинало светлеть. Кровать Салимджана-ака была не разобрана. Отсутствовал он и в кабинете. Выбежал во двор — здесь тоже никого. Странно, куда он мог уйти в такую рань? Может, у соседей? Тихо отворив калитку, я прошел к ним. Тишина. В открытое окно видно, как спутанным клубком спят дети. Голова одного на животе другого, ноги третьего на подушке, четвертый лежит поперек братьев и сестер, пятый вообще скатился с постели. Сопят себе спокойненько на стопке одеял, как зайчата, не ведая, что мир этот полон забот и тревог…
Я потрепал Нигмата-ака по плечу. Спросонок он, видно, принял меня за одного из своих сорванцов и пригрозил запустить ботинком, если не оставлю его в покое, но, узнав меня, сел на постели и зевая почесал плечо.
— Надеюсь, нигде не горит?
Я сообщил ему об исчезновении полковника.
— На кладбище, наверное, пошел. — Нигмат-ака вздохнул. — Ты же знаешь его обычай: в любое время может отправиться к жене. Эх, судьба, судьба… Ладно, пошли.
Мы быстро зашагали к кладбищу.
Салимджан-ака сидел на мраморной скамеечке, крепко обхватив голову руками. Под красивым узорчатым навесом горела лампочка. Вся могила была покрыта цветами. Заметив нас, Салимджан-ака виновато поднялся на ноги.
— Простите, друзья, я вас побеспокоил…
— Да какое там беспокойство, — ответил Нигмат-ака. — Но лучше, конечно, уходя вот так, в неурочный час, предупреждать нас. — В его голосе послышались укоризненные нотки.
— Простите. Я сам не заметил, как очутился здесь. Ну и решил посидеть, поговорить, посоветоваться с ней. Когда мне приходилось туго, часть горя она принимала на себя, поддерживала во мне силы, помогала советами. Она и сегодня помогла. Велела не сдаваться, не падать духом.
— Что опять случилось? — встревожился сосед.
— А Хашим не рассказал тебе разве?
— Нет, он ничего не говорил.
— Вот и хорошо, что не рассказал. В свое время все узнаешь, дружище. Здорово меня вчера околпачили! Тут, конечно, была рука Адыла Аббасова, отдаю ему должное: коварен, как шакал, бестия! Что ж, бороться, так вот с такими бороться! Не люблю противника, готового сигануть в кусты от любого шороха. Разве это противник — старушка, торгующая семечками? Тут враз жирком обрастешь, обленишься, не правда ли, товарищ сержант?
— Так точно, товарищ полковник! — вытянулся я. — Торговки куртом тоже не преступники.
Слово за слово, мы и не заметили, как добрались до дома. На завтрак тетушка Лутфи испекла лепешек со шкварками, принесла свежей сметаны. За столом не смолкали смех и шутки. Салимджан-ака всегда становится таким, когда приходит к какому-либо решению: веселым, бодрым, во всем облике его сквозит воля и целеустремленность. Потом отправились на службу. Полковник шагал быстро и крупно, так что я почти бегом едва поспевал, за ним. Прохожие провожали нас взглядами, видно, думали, что мы спешим на происшествие.
Войдя в кабинет, полковник прямо подошел к сейфу, вставил ключ в замок… и тут же, точно от удара током, отпрянул назад.
— Сейф-то открыт, Хашимджан!
— А?! — Я точно прирос к месту.
— Постой, постой, тут ведь… документы исчезли!
— Какие документы?
— Все документы по кафе «Одно удовольствие». Находились в желтой папке. А ее-то как раз и нет. Беги, зови людей!
В диком волнении я выбежал в коридор. Первым, разумеется, сообщил о случившемся начальнику отделения полковнику товарищу Усманову. Весть, которую я принес, поразила его так же, как Салимджана-ака. Потом я зашел в парткабинет, к Каромат Хашимовой. Это был единственный человек, более или менее спокойно воспринявший мое сообщение.
Вернувшись в отдел, я обнаружил, что помещение полно людей. Салимджан-ака лежал на диване, растянувшись во всю длину своего роста. Лицо белое, как мел, одна рука безжизненно повисла… Что это с ним? Неужели… неужели я лишился человека, который мне дороже родного отца?!
— Салимджан-ака!.. — только и смог сказать я: к горлу подступил горький комок.

Часть II
По следам Желтого Дива
Клад директора Аббасова
И вот я возвращаюсь из кишлака. В моем чемодане лежат две банки сметаны, шесть гроздей винограда, восемь слоеных лепешек, горсть джиды, горсть сушеного персика и горсточка сушеного урюка. Все это мне дала любимая моя бабушка и велела отнести в больницу Салимджану-ака.
— Сиди у его изголовья, не отходи ни на шаг, — строго-настрого велела она. — Этот полковник тебе как второй родной отец, держись за него покрепче, и он сделает из тебя человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83