И помог. По мере своих возможностей. Если позволят – потом помогу ещё. Всё. До свидания, Дзеди”. “Арти…” Дзеди потихонечку оглянулся. Всё было спокойно – Лин ещё спал, надсмотрщик не обращал на них никакого внимания. Ему велели – не трогать. И он не трогал. Велят убить – убьёт. А пока… Что ж, как говориться – наше дело маленькое…
Лин проснулся минут через десять и первое, что он увидел – это Дзеди, который дремал, сидя рядом с ним. Дзеди проснулся через несколько минут, пристально посмотрел в дальнюю часть зала, словно соображая что-то, а затем вдруг сказал:
– Лин, я так хочу есть… сегодня ещё не кормили?…
– Слава Богу, – тихо сказал Лин. – Слава Богу… я-то уж думал, что я и тебя потерял… Не делай так больше, слышишь? Не делай!… Не пугай меня, не надо…
– Прости, рыжий, – Дзеди отвёл взгляд, – я просто не мог собраться… собраться с силами… после всего… я не нарочно…
– Да всё я понимаю, – Лин взял Дзеди за руку. – Мне до сих пор невмоготу. Как будто ломается что-то… что-то внутри… А, хочешь ты этого, или не хочешь – надо быть сильным. Так?
– Так, – согласился Дзеди. – Всё верно, Лин. И я постараюсь, чтобы с нами всё было хорошо.

Год пятый


Страх

Это был живой ужас. Сил не осталось вовсе. Они уже не сознавали, сколько времени прошло с тех пор, как погибли остальные, это уже не волновало. В тот страшный день обстоятельства сперва ополчились на Лина, а затем не пощадили и Пятого.
Лин не смог удержать на плечах тяжеленного стокилограммового ящика и упал. Он надорвался, но даже не понял, что с ним произошло. Под непрерывными ударами он несколько раз пытался подняться, у него ничего не вышло. Пятый, не в силах дольше видеть того, что происходит с его другом, подскочил к надсмотрщику и попытался выхватить у того плётку. Надсмотрщик даже не обратил на него внимания, он просто оттолкнул Пятого прочь. Лин лежал на полу, надсмотрщик бил его ногами… и тут у Пятого внутри словно что-то надломилось. Он мгновенно выпал в низкую стойку и бросился на своего врага. Тот от неожиданности немного опешил, но что началось, когда он сориентировался… Пятый потом смог вспомнить лишь то, что его били трое или четверо, и что потом, когда на него уже наступала темнота, он пытался позвать Лина…
Пятый очнулся от холода. Он лежал на полу, вокруг было темно, он ничего не видел. Рядом с ним, привалившись к стене, лежал Лин. Пятый потряс его за плечо, но Лин не ответил – он был в глубоком обмороке. Время тянулось страшно медленно, Лин всё не приходил в себя, да и самому Пятому становилось всё хуже. Предыдущие избиения и в сравнение не шли с тем, что ему довелось испытать в этот раз. Он ненадолго заснул.
Разбудили его грубые голоса, доносившиеся из коридора, потом кто-то пнул его ногой и приказал встать. Лин так и не очнулся, поэтому его волоком вытащили из камеры. Пятый шёл сам, но он не понимал, куда его ведут и что происходит. Только очутившись на первом наземном, он сообразил, что их куда-то увозят.
Их запихнули, не особо церемонясь, в кузов машины. Ехали долго, сильно трясло. Пятый старался, по мере своих сил, поддерживать Лина – он боялся, что тот от тряски может удариться головой. Сам Пятый чувствовал себя прескверно – ему жутко хотелось пить, во всём теле ощущалась какая-то странная слабость.
Машина остановилась, дверцы кузова распахнулись и их обоих вытащили на свет. Впервые за все эти годы он снова оказался на улице. От вида неба у него страшно закружилась голова, и он пошатнулся, жадно ловя ртом влажный воздух. Была зима, но вовсе не такая, к какой он привык у себя дома. Какая-то странная мокрая зима, талая грязь под ногами, тёплый, совсем не зимний, ветер, светло-пепельные облака. Но снег… Это же настоящий снег! Пятый мгновенно сообразил, что надо делать. Он, собрав все силы, вырвался из рук своего конвоира и бросился со всего размаху к ближайшей снежной кучке. Пить! Если нет воды, надо есть снег! Скорее, пока они ещё не подошли… Пятый чувствовал, что если он не попьёт сейчас – он умрёт. Кто-то засмеялся рядом с ним, кто-то сильно, но без злобы, ткнул его ногой…
– Вот чокнутый! – сказал кто-то. – Смотри, снег жрёт…
– Веди его, не телись там. А мы пока этого дотащим. И смотри, поосторожнее с ним, он там надсмотрщика побил.
Дальше стало ещё хуже, чем было. Их раздели догола, завели в какую-то комнату, в которой имелось окно в стене и матрас на полу, им связали руки, завернув их за спину, едва не выворачивая лопатки из суставов, затем связали ноги, положили на матрас, прикрыли одеялом… и оставили одних. Одни они пробыли двое суток – Пятый наблюдал в окне целых два заката, а восходов не видел вовсе – окно было западное. В голове у него всё мутилось, никогда раньше ему не было так плохо. Боли от недавних побоев он почти не ощущал, это уже вошло за пять лет в привычку, но связанные руки в первый день страшно болели. Потом, уже позже, по ним разлилось онемение, они словно бы стали существовать отдельно, независимо от него. Его знобило, хотелось пить. Он то засыпал, то на короткое время просыпался, каждый раз заново удивляясь – как это они очутились здесь, что они здесь делают?…
На вторые сутки очнулся Лин, он пытался спрашивать, куда они попали и что происходит, но Пятый не мог ему ничего связно ответить. Лин, которому стало немного получше, всполошился, но поделать ничего не мог – руки им вязали с тем расчётом, чтобы не могли освободить друг друга. А на третий день в комнате появились, наконец, люди.


* * *

Вошедших было трое. Один – пожилой, в гражданской одежде, при потёртом кожаном портфеле, двое – молодые, в военной форме с сержантскими нашивками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41