ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Что характерно для этих писателей?
Н. Ютон твердо верит, что наука способна на все, но это не только не пугает его, но, наоборот, наполняет бодростью и энтузиазмом. Научно-технический прогресс не вызывает у него ни тревоги, как у Альфа Ипсилона, ни холодного скептицизма, как у Селя Ави. Н. Ютон смотрит на мир широко открытыми глазами младенца, твердо верящего, что его устами глаголет истина. Несмотря на молодость автора (ему нет еще и сорока лет), его перу принадлежат объемистые романы, которые, впрочем, печатаются здесь в сокращении. Так, роман «Время» в своем расширенном варианте является своеобразной хроникой нескольких поколений. Родоначальник семейства, некий Стевиц, был настолько беден, что не имел даже собственных часов и вынужден был спрашивать время у первого встречного. Потомки его разбогатели и уже никого ни о чем не спрашивали, никого вообще не замечали вокруг. И время жестоко отомстило им за себя, время вообще мстит за себя, когда о нем долго не спрашивают.
Альф Ипсилон тоже романист (печатается в сокращении), романы его посвящены вечным и безграничным проблемам времени и пространства, но его произведения пронизывает тревога за них. В романе «Такси» автор размышляет о прошлом и будущем, а также об отношении настоящего к тому и другому. Особенно памятна его фраза (выпавшая в процессе редактирования): «Настоящее из прошлого строит будущее, и само превращается в прошлое, чтобы было из чего строить будущее в будущем настоящем». Публикуемый вариант романа является результатом кропотливой редакторской работы по устранению всего вторичного и необязательного, благодаря чему роман легко и быстро читается, в чем с удовлетворением убедится читатель
Что можно сказать о третьем авторе?
Сель Ави, самый старший из начинающих фантастов (хотя, если ему верить, ему нет еще и пятидесяти), уже ничем не вдохновляется и ни о чем не тревожится, как его более молодые коллеги, Сель Ави холоден. Ироничен. Немногословен. Он пишет не романы, а короткие рассказы, почти не требующие сокращения. Сель Ави не верит, что прогресс науки – это в широком смысле прогресс, он не станет летать на ушах и питает полное равнодушие к сахару (как это можно заметить в рассказе «Цирк»). Как истинный писатель, он даже из отсутствия способен извлечь эффект (смотри рассказ «Эффект отсутствия»). И все же иногда его равнодушие – не к сахару, а ко всему остальному – вдруг всколыхнется судорожной тревогой: Мария осталась на Земле (смотри рассказ «Мария»). И тогда он срывается с места и летит к этой Земле, где люди любят, борются и страдают, где они мигают – пусть бессмысленно, это неважно, что смерть лишена смысла, важно, чтоб его не была лишена жизнь.
В рассказе «Органавты», к сожалению, еще не завершенном редактированием, неорганическая мате рия взывает к материи органической: «Органавты! – так она называет ее. – Органавты! Наша планета – самая безжизненная из всех планет! Оставляйте жизнь только на нашей планете!» Эта ирония Селя Ави может быть понята как тоска по настоящей органической жизни.
Что я еще могу сказать как редактор?
Все эпитеты – заменены. Все метафоры – заменены. Во всех возможных случаях изменены имена героев. Прямая речь заменена авторской. Авторская – прямой.
Остается надеяться, что публикуемым произведениям предстоит долгая жизнь, в которой будет доредактировано то, что недоредактировано в настоящем издании.
Н. Ютон
ВРЕМЯ
– Вы не скажете, который час? – спросил Стевиц. Камень что-то буркнул в ответ.
Уже давно был преодолен барьер, отделявший неорганическою материю от органической, когда они обвиняли друг друга в отсутствии жизни. Каждый видит только свою жизнь, а чужой жизни не хочет замечать.
– Простите, я не расслышал, – вежливо переспросил Стевиц.
– Одну минуту! – камень снова ушел в себя. Он так глубоко уходил в себя, что на возвращение оттуда требовались тысячелетия.
Стевиц знал, что такое его минута, а потому не стал ждать. В том-то и состояла главная трудность общения органического и неорганического миров: один не хотел ждать, а другой не привык торопиться.
Правнук Стевица родился, женился и прожил долгую, счастливую жизнь. И правнук правнука родился женился и прожил долгую, счастливую жизнь.
А камень продолжал размышлять, чтобы сказать Стевицу точное время.
УСИЛИТЕЛЬ ИНТЕЛЛЕКТА
За субботней чашкой чая профессор Лори сообщил, что он изобрел усилитель интеллекта. Это такой порошок, который смешивается с сахаром и принимается внутрь, вместе с чаем.
Гости посмеялись, но, когда подали чай, никто не притронулся к сахару.
– Я пью без сахара, – сказал литератор Дауккенс. – В моем возрасте сладкого лучше избегать.
– Если позволите, я лучше с вареньем, – сказал доктор Фрайд.
– Как военный человек, я вообще не пью чай, – сказал майор Стенли и подмигнул с намеком на свое любимое питье.
– В таком случае будем пить коньяк, – гостеприимно предложил профессор Лори. – Он у меня тоже настоян на этом усилителе.
И тут оказалось, что компания подобралась непьющая. Доктор Фрайд вообще никогда не пил, литератор Дауккенс уже месяц как бросил, а майор Стенли, военный человек, бросил только вчера, и ему бы не хотелось начинать все сначала.
– Лучше выкурим по сигарете, – сказал литератор Дауккенс, и все поддержали это предложение.
– Вот и отлично, – сказал хозяин, – у меня как раз сигареты пропитаны усилителем. Пара затяжек – и вы умнеете в тысячу раз.
– Послушайте, профессор, – вспылил Дауккенс, – вы что, принимаете нас за дураков? Вас не удовлетворяет наш умственный уровень?
– Мне кажется, поумнеть никогда не мешает…
– Может быть, штатскому человеку, но не военному, – отрубил майор Стенли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Н. Ютон твердо верит, что наука способна на все, но это не только не пугает его, но, наоборот, наполняет бодростью и энтузиазмом. Научно-технический прогресс не вызывает у него ни тревоги, как у Альфа Ипсилона, ни холодного скептицизма, как у Селя Ави. Н. Ютон смотрит на мир широко открытыми глазами младенца, твердо верящего, что его устами глаголет истина. Несмотря на молодость автора (ему нет еще и сорока лет), его перу принадлежат объемистые романы, которые, впрочем, печатаются здесь в сокращении. Так, роман «Время» в своем расширенном варианте является своеобразной хроникой нескольких поколений. Родоначальник семейства, некий Стевиц, был настолько беден, что не имел даже собственных часов и вынужден был спрашивать время у первого встречного. Потомки его разбогатели и уже никого ни о чем не спрашивали, никого вообще не замечали вокруг. И время жестоко отомстило им за себя, время вообще мстит за себя, когда о нем долго не спрашивают.
Альф Ипсилон тоже романист (печатается в сокращении), романы его посвящены вечным и безграничным проблемам времени и пространства, но его произведения пронизывает тревога за них. В романе «Такси» автор размышляет о прошлом и будущем, а также об отношении настоящего к тому и другому. Особенно памятна его фраза (выпавшая в процессе редактирования): «Настоящее из прошлого строит будущее, и само превращается в прошлое, чтобы было из чего строить будущее в будущем настоящем». Публикуемый вариант романа является результатом кропотливой редакторской работы по устранению всего вторичного и необязательного, благодаря чему роман легко и быстро читается, в чем с удовлетворением убедится читатель
Что можно сказать о третьем авторе?
Сель Ави, самый старший из начинающих фантастов (хотя, если ему верить, ему нет еще и пятидесяти), уже ничем не вдохновляется и ни о чем не тревожится, как его более молодые коллеги, Сель Ави холоден. Ироничен. Немногословен. Он пишет не романы, а короткие рассказы, почти не требующие сокращения. Сель Ави не верит, что прогресс науки – это в широком смысле прогресс, он не станет летать на ушах и питает полное равнодушие к сахару (как это можно заметить в рассказе «Цирк»). Как истинный писатель, он даже из отсутствия способен извлечь эффект (смотри рассказ «Эффект отсутствия»). И все же иногда его равнодушие – не к сахару, а ко всему остальному – вдруг всколыхнется судорожной тревогой: Мария осталась на Земле (смотри рассказ «Мария»). И тогда он срывается с места и летит к этой Земле, где люди любят, борются и страдают, где они мигают – пусть бессмысленно, это неважно, что смерть лишена смысла, важно, чтоб его не была лишена жизнь.
В рассказе «Органавты», к сожалению, еще не завершенном редактированием, неорганическая мате рия взывает к материи органической: «Органавты! – так она называет ее. – Органавты! Наша планета – самая безжизненная из всех планет! Оставляйте жизнь только на нашей планете!» Эта ирония Селя Ави может быть понята как тоска по настоящей органической жизни.
Что я еще могу сказать как редактор?
Все эпитеты – заменены. Все метафоры – заменены. Во всех возможных случаях изменены имена героев. Прямая речь заменена авторской. Авторская – прямой.
Остается надеяться, что публикуемым произведениям предстоит долгая жизнь, в которой будет доредактировано то, что недоредактировано в настоящем издании.
Н. Ютон
ВРЕМЯ
– Вы не скажете, который час? – спросил Стевиц. Камень что-то буркнул в ответ.
Уже давно был преодолен барьер, отделявший неорганическою материю от органической, когда они обвиняли друг друга в отсутствии жизни. Каждый видит только свою жизнь, а чужой жизни не хочет замечать.
– Простите, я не расслышал, – вежливо переспросил Стевиц.
– Одну минуту! – камень снова ушел в себя. Он так глубоко уходил в себя, что на возвращение оттуда требовались тысячелетия.
Стевиц знал, что такое его минута, а потому не стал ждать. В том-то и состояла главная трудность общения органического и неорганического миров: один не хотел ждать, а другой не привык торопиться.
Правнук Стевица родился, женился и прожил долгую, счастливую жизнь. И правнук правнука родился женился и прожил долгую, счастливую жизнь.
А камень продолжал размышлять, чтобы сказать Стевицу точное время.
УСИЛИТЕЛЬ ИНТЕЛЛЕКТА
За субботней чашкой чая профессор Лори сообщил, что он изобрел усилитель интеллекта. Это такой порошок, который смешивается с сахаром и принимается внутрь, вместе с чаем.
Гости посмеялись, но, когда подали чай, никто не притронулся к сахару.
– Я пью без сахара, – сказал литератор Дауккенс. – В моем возрасте сладкого лучше избегать.
– Если позволите, я лучше с вареньем, – сказал доктор Фрайд.
– Как военный человек, я вообще не пью чай, – сказал майор Стенли и подмигнул с намеком на свое любимое питье.
– В таком случае будем пить коньяк, – гостеприимно предложил профессор Лори. – Он у меня тоже настоян на этом усилителе.
И тут оказалось, что компания подобралась непьющая. Доктор Фрайд вообще никогда не пил, литератор Дауккенс уже месяц как бросил, а майор Стенли, военный человек, бросил только вчера, и ему бы не хотелось начинать все сначала.
– Лучше выкурим по сигарете, – сказал литератор Дауккенс, и все поддержали это предложение.
– Вот и отлично, – сказал хозяин, – у меня как раз сигареты пропитаны усилителем. Пара затяжек – и вы умнеете в тысячу раз.
– Послушайте, профессор, – вспылил Дауккенс, – вы что, принимаете нас за дураков? Вас не удовлетворяет наш умственный уровень?
– Мне кажется, поумнеть никогда не мешает…
– Может быть, штатскому человеку, но не военному, – отрубил майор Стенли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28