– Я имею в виду убийцу. В комнате, в которой умерла твоя сестра, фаянсовый заварной чайник полон примерно на треть, и чаем в нем все еще можно ошпариться.– Дорогой, я тебя не понимаю. Богом клянусь, что это не я! А не могла… не могла Глинис сама заварить себе чай?– Могла. Хотя вопрос не в том, кто заваривал чай или кто его пил или не пил. Но по каким бы параметрам ни определять время убийства, вода в тот момент была практически на том же уровне, что и сейчас. Теперь оглянись. Огляди пляж. Обернись на море. Посмотри под сваи павильона.Легкий бриз трепал волосы Бетти. Она быстро оглянулась и опять посмотрела на Гарта.– Есть твои следы, – продолжал Гарт, – ведущие сюда от брошенного на склоне велосипеда. Есть мои следы, тянущиеся сюда от задней двери дома. И никаких других. Видишь?– Дэвид, я…– Ты видишь, дорогая?– Да.– Убийца должен был уйти из павильона после того, как убил Глинис. Сейчас его там нет. И каким же образом он или она исхитрился исчезнуть, не оставив ни единого следа на влажном песке?Минуту или две никто из них не говорил ни слова.Какой-то гул, принесенный бризом, перекрывал шорох волн отступавшего моря.Но совсем иной звук донесся с противоположной стороны. Он походил на стук и звон полуразвалившегося открытого вагона, какие можно еще видеть на железнодорожных станциях в приморских городках. Однако этот вагон довольно лихо несся со стороны Рейвенспорта.– Нет, Бетти! – Гарт смотрел на двух пассажиров в экипаже. – Не бойся. Все в порядке.Им не пришлось долго ждать. Двое мужчин появились почти сразу из стеклянных дверей дома, выходивших на пляж.Они сразу заметили Гарта и Бетти. Но не обменялись ни словом даже друг с другом, пока шагали по песку. Блеснул монокль, хотя, казалось, солнца не было.– Друг мой, – с сочувствием вымолвил Каллингфорд Эббот, – мы слышали, что здесь случилось кое-что неприятное. Я надеюсь, что то, что мы слышали, неправда.Другой мужчина был не столь вежлив.– Ну и ну! – воскликнул детектив-инспектор Георг Альфред Твигг, качая головой и избегая взгляда Гарта. – Кто б подумал? Ну-ну! Глава 8 Вдоль всего берега, на разные голоса и в разном ритме, часы начали отбивать девять.Возле дома Бетти Колдер в наступающих сумерках они звучали тихо и мелодично. Мягкими, вкрадчивыми волнами накатывался прилив.Но атмосфера в гостиной Бетти, где Каллингфорд Эббот разглядывал Дэвида Гарта, не вполне соответствовала этой благостности.В задней части каменного дома по обе стороны центрального коридора располагались две длинные, с низкими потолками комнаты; в каждой по три окна, под которыми ветер с шорохом шевелил колючую траву и песок. Комната слева предназначалась для покойной Глинис Стакли. Комната справа была гостиной – нагромождение мебели, шелковые шторы, обтянутые кретоном мягкие кресла, – Бетти провела здесь много времени, мечтая над книгами.Парафиновая лампа в желтом шелковом абажуре качалась под потолком. Выглянув в открытое окно этой гостиной, можно было увидеть штормовой фонарь, горящий внутри павильона. Но Гарт сидел у окна спиной к морю и смотрел на Каллингфорда Эббота, повернувшегося спиной к камину.Хотя в их тоне нет-нет да и проскальзывало раздражение, даже после трехчасового допроса говорили они вежливо.– Итак, – сказал Эббот, лицо которого из-за вставленного монокля казалось перекошенным на одну сторону, – вы больше ничем не можете нам помочь?– Я рассказал вам правду. Если вы мне не верите…– Ох, я не сказал, что не верю вам! По крайней мере, не во всем.– Благодарю вас.– Зачем такой сарказм.– Никакого сарказма, – искренне ответил Гарт. – Я ценю ваше великодушие и весьма признателен вам за то, что вы разрешили мне и леди Колдер поесть в «Кавалере и перчатке».– Надеюсь, вы понимаете, что я обязан сопровождать вас?– Да, конечно.– Очень хорошо. Тогда продолжим.Эббот, невысокий мужчина благородной наружности, носил сюртук и шейный платок. Его седые усы курчавились над крепким ртом, седые волосы коротко стрижены. Его нельзя было назвать щеголем: он выглядел слишком внушительно. Когда сверкал его монокль, то казалось, что это сверкает глаз.– В силу нескольких причин, – сказал он, – я хочу действовать в открытую. В деле миссис Колдер мы допустили ошибку. Я со всей прямотой признаю это.Гарт склонил голову.– Она не вымогательница, как мы думали, – продолжал Эббот. – Она не причастна к тому, что пять лет назад банкир Далримпль пустил себе пулю в лоб. Хочу заметить только, что здесь мы не слишком виноваты. После самоубийства Далримпля Глинис Стакли назвала имя своей сестры; она использовала ее имя и титул, когда вернулась в «Мулен Руж».Однако! Мы кое-что выяснили с тех пор, как леди Колдер рассказала эту историю хэмпстедской полиции. У нас уже есть отпечатки пальцев шантажистки, полученные (давайте признаем, неофициально) после смерти Далримпля. Поскольку тогда отпечатки пальцев не принимались в качестве доказательства, то судебное дело не было возбуждено. Они совпадают с отпечатками пальцев женщины, которая умерла там, в павильоне.– Слава богу!– Аминь. Но неужели вы не видите, дорогой мой Гарт, – Эббот говорил убедительно, как разумный человек, изредка поднимая отворот сюртука, чтобы понюхать вдетую в петлицу гардению, – что не все сходится.– Не сходится?– В нашей версии, что леди Колдер задушила свою сестру, которая сводила ее с ума. Инспектор Роджерс прошлым вечером в Хэмпстеде слышал ее угрозы в адрес Глинис, что если Глинис выкинет еще хоть один фокус, то, видит бог, она, леди Колдер, убьет ее, и будь что будет. Вы присутствовали при этом?– Да.– И какого же рода фокус, по собственному выражению леди Колдер, ее сестра выкинула сегодня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64