Кого трибунал судил?Калик наморщил лоб.– Политик, что ли? У нас, ясный хер, таких и нет! А что за шестьдесят четвертая?– Измена Родине, шпионаж.– Погодь, погодь… Так это тебе червонец с двойкой навесили? А ты психанул, бой быков устроил, судью хотел стулом грохнуть?Расписной усмехнулся.– А говоришь – не слыхали!Внимательно впитывающие каждое слово Катала и Меченый переглянулись. И напряженно слушающие разговор члены блаткомитета переглянулись тоже. Только Зубач сохранял на лице презрительное и недоверчивое выражение.– Погодь, погодь. – Калик напрягся. Настроение у него изменилось – напор пропал, уверенность сменилась некоторой растерянностью. Потому что первый раунд новичок выиграл.В ограниченном пространстве тюремного мира чрезвычайно важны слова, которые очень часто заменяют привычные, но запрещенные здесь и строго наказуемые поступки. Люди, мужики и даже козлы Козлы – активисты, общественники из числа заключенных

вынуждены в разговоре показывать, кто чего стоит. Хорошо подвешенный язык иногда значит не меньше, чем накачанные, мышцы. А иногда и больше, потому что накачанных мышц здесь хватает, а с ловкими языками наблюдается явная недостача. Умение «вести базар» находится в ряду наиболее ценимых достоинств. Сейчас Расписной двумя фразами опрокинул серьезные подозрения, высказанные Каликом, поймал его на противоречиях и поставил в дурацкое положение. Если это повторится несколько раз, смотрящий может потерять лицо.– Что-то я первый раз вижу шпиона с такой росписью!– А вообще ты много шпионов видел? – Расписной усмехнулся еще раз. Он явно набирал очки. Но ссориться с авторитетом пока не входило в его планы, и он смягчил ответ:– Какой я шпион… Взял фуцана на гоп-стоп, не успел лопатник спулить – меня вяжут! Ограбил хорошо одетого человека, не успел выкинуть бумажник – меня задержали

Не менты, а чекисты! Оказалось, фуцан не наш, шпион, греб его мать, а в лопатнике пленка шпионская!Расписной вскочил и изо всей силы ударил кулаком по столу так, что треснула доска. Ему даже не пришлось изображать возмущение и гнев, все получилось само собой и выглядело очень естественно, что было крайне важно, ибо зэки внимательные наблюдатели и прекрасные психологи.– Постой, постой… Так ты, выходит, не приделах, зазря под шпионский хомут попал? – Калик рассмеялся, обнажив желтые десны с изрядно поредевшими, испорченными зубами: в тюрьме их не лечат – только удаляют. Но лицо его сохраняло прежнее выражение, и от этого непривычному человеку становилось жутко: не так часто видишь смеющийся булыжник. Блаткомитет тоже усмехался: получить срок по чужой статье считается фраерской глупостью.– Хули зубы скалить… Двенадцать лет на одной ноге не отстоять!Расписной глянул так, что булыжник перестал смеяться.– Ну ладно… Родом откуда?– Из Тиходонска.– Кого там знаешь?– Кого… Пацаном еще был. Крутился вокруг Зуба, с Кентом малость водился… Скворца… Филька… В шестнадцать уже залетел, ушел на зону.При подготовке операции всех его тиходонских знакомых проверяли. Зуб с тяжелым сотрясением мозга лежал в городской больнице, Кент отбывал семилетний срок в Степнянской тюрьме, Скворцов лечился от наркомании, Фильков слесарил на той же автобазе. На всякий случай Кента изолировали в одиночке особорежимного корпуса, Филька послали в командировку за Урал, двух других не стоило принимать в расчет.Калик покачал головой:– Про Кента слышал, про других нет. А за что попал на малолетку?– За пушку самодельную. Пару краж не доказали, а самопал нашли. Вот и воткнули трешник.– А вторая ходка?– По дурке… Махались с одним, я ему глаз пикой выстеклил Ножом выбил глаз

.– Ты что ж, все дела сам делал? – ехидно спросил Зубач, улыбаясь опасной, догадывающейся улыбкой. – Без корешей, без помощников?– Почему? Третья ходка за сберкассу, мы ее набздюм ставили Вдвоем грабили

.– С кем?! – встрепенулся Калик. Так вскидывается из песка гюрза, когда десантный сапог наступает ей на хвост.– С косым Керимом. Его-то ты знать должен.– Какой такой Керим? – Из глубины булыжника выскользнул покрытый белым налетом язык, облизнул бледные губы.– Косого Керима я знаю, – сказал один из блаткомитетчиков – здоровенный громила с блестящей лысой башкой. – Мы с ним раз ссали под батайский семафор Грузились при этапировании на станции Батайск под Ростовом-на-Дону

.Катала кивнул:– Я с ним в Каменном Броду зону топтал. Авторитетный вор. Законник.– Почему я про него не слышал? – недоверчиво спросил Калик, переводя взгляд с Каталы на лысого и обратно, будто подозревая их в сговоре.– Он то ли узбек, то ли таджик. Короче, оттуда, – пояснил Катала. – У нас редко бывал. И в Каменном Броду меньше года кантовался – закосил астму и ушел к себе в пески. Ему и правда здесь не климатило.– Ладно. – Калик кивнул и вновь повернулся к Расписному. – А где ты, братишка, чалился? Чалиться, топтать зону —отбывать срок наказания

. – Про «белый лебедь» «Белый лебедь» – колония с очень жестким режимом для рецидивистов

в Рохи-Сафед слыхал?– Слыхал чего-то…– Керим про эту зону рассказывал, – вмешался Катала.– И мне тоже, – подтвердил лысый громила. – Говорил, там даже законника опетушить Опетушить – сделать пассивным педерастом

могут.Расписной кивнул.– Точно. В «белом лебеде» ни шестерок, ни петухов, ни козлов, ни мужиков нет. Вообще нет перхоти. Один блат – воры и жулики, вся отрицаловка Воры, жулики, отрицаловка – высокие ранги в криминальной иерархии, злостные нарушители режима

.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20