– раздался тонкий голос кота. – Видно, знает, что во Владимире ему правилка будет!Кроме Расписного, никто этого не слышал. Но в следующую секунду Расписной слово в слово повторил эту же фразу.– Что?! – вскинулся Калик. И было видно, что кот с Расписным попали в точку. – Да я тебя без соли схаваю! А ну, пацаны!Никто не двинулся с места. Даже Зубач сделал вид, что ничего не слышит.– Кто ему верит? – спросил Морда. – Я с Расписным и Хорьком согласен: Калик ссучился. А ты, Леший, что скажешь?– Сам Хорька научил, а потом вломил хозяину. Конечно, сука!– Голубь?– Сука!– Катала?Брови-домики опали, хитрые глаза картежника полуприкрылись, и он надолго задумался. Но бесконечно думать нельзя, надо что-то говорить. И отвечать за свое слово, если оно пойдет вразрез с мнением большинства.– Согласен.– Зубач?– И я согласен.– Каштан?– За такой косяк на жало сажают!– Утконос?– Люди все видали и слыхали. Сука он!Ни одного голоса в защиту теперь уже бывшего смотрящего никто не подал. Калик менялся на глазах: каменные черты лица расслабились и поплыли, как воск свечи, от грозного вида ничего не осталось, он даже ростом меньше стал.– Шкет?– Продал он Хорька, что тут скажешь. Значит, сука!– Савка?– Сука и есть!Все понимали, к чему идет дело. И Калик понимал. И Расписной наконец понял. Но его кровавая развязка не устраивала: еще один труп списать не удастся, начнется следствие – так можно затормозиться здесь до зимы.– Что с ним делать будем? – спросил для проформы Морда.– На нож!– Задавить гада!– В параше утопить!– Я вот что думаю, бродяги, – степенно начал Расписной с теми рассудительными интонациями, которые так ценятся в арестантском мире. – Если мы с него спросим как с гада, это будет справедливо. Но неправильно…– Как так?! – возмутился Леший.– Да очень просто. Его Пинтос на правилку ждет во Владимире. Утром Краевой маляву пригнал. Так, Морда? Так, Катала?– Так.– Так.Морда и Катала кивнули.– Пинтос вор, законник, нам свое мнение против его решения выставлять негоже. Поэтому я предлагаю: мы гада сейчас загоним под шконку, и пусть идет к Пинтосу на разбор. А смотрящим надо выбрать Морду. Я так думаю.– А чего, правильно! – с готовностью крикнул Катала.– Точняк!– Молоток, Расписной, дело говорит!Решение приняли единогласно. Зубач, Голубь и Каштан сбили Калика с ног и пинками загнали под шконку. Всемогущий пахан в один миг превратился в презираемого всеми изгоя.– Ну и все! – подвел итог Морда, занимая место смотрящего. – А во Владимире пусть с него Пинтос спросит, как хочет…Но Калик не стал дожидаться встречи с Пинтосом. В ту же ночь он привязал скрученный в три слоя бинт к отведенной ему третьей шконке и удавился.Пришедшего утром начальника эта смерть не очень удивила.– А ведь верно он давеча сказал: сегодня авторитет, а завтра полез на третью шконку, – задумчиво проговорил Дуболом, рассматривая безвольно висящее тело. И, повернувшись к внушительной свите, которая теперь не отходила ни на шаг, добавил: – Сразу видно: клопы загрызли… Надо санобработку делать! Тогда у них дохнуть перестанут!Два здоровенных прапорщика многозначительно переглянулись, третий зловеще усмехнулся.– И запомните – у меня живут по моим порядкам! Или вообще не живут! – на прощанье бросил подполковник.– Влетели! – сказал Катала, когда дверь захлопнулась. – Вот чума!– Да, Калик нам и напослед подосрал, – мрачно кивнул Леший.Настроение у всех было подавленное.– Вы чего? – спросил Расписной. – Ну пусть делают санобработку, от клопов-то житья нет!– Т-ю-ю… – Леший хотел присвистнуть, но вспомнил, что в камере этого делать нельзя, и, растерянно пожевав губами, перевел взгляд на нового смотрящего. Тот смотрел на Расписного со странным выражением.– Я не врубаюсь… Ты что, пассажир с экватора? Пассажир с экватора – простак, ничего не знающий о тюремной жизни

Придут десять мордоворотов с палками и разделают всю хату в пух и перья! Ты откуда, в натуре?В воздухе повисло напряжение. Невидимая стена вмиг отгородила его от всех остальных. Потапыч предупреждал, что все мелочи зэковской жизни за несколько месяцев изучить нельзя, проколы неизбежны, и тогда надежда только на собственную изворотливость и находчивость.Волк рассмеялся:– Выходит я косяк упорол Упорол косяк – совершил ошибку, нарушение установленных правил

. У нас это по-другому называлось – «банный день». Один раз меня так по кумполу смазали, два дня имени не помнил…– А я после обработки неделю пластом валялся…– Мне руку сломали…Опасное напряжение разрядилось, каждый вспоминал свой опыт «санобработок», и внимание переключилось с Расписного на очередного рассказчика. Только Зубач не отводил пристального, недоверчивого взгляда.Однако Дуболом почему-то не выполнил своего обещания. «Санобработки» не последовало ни в этот день, ни в последующие. А в конце недели наконец сформировали этап на Владимир. * * *
Семьдесят шестую камеру спас от тяжелых резиновых палок лейтенант Медведев. Он страховал Вольфа, выполняя роль ангела-хранителя, но делал это конспиративно, что существенно затрудняло дело.– Сколько у вас заключенных с татуировками антисоветского характера? – занудливо выспрашивал он у подполковника Смирнова.Начальник только кряхтел и задумчиво морщил лоб. Ничего хорошего активность комитетчика лично ему не сулила. Если неудачно попасть под очередную кампанию, можно лишиться должности и партийного билета, как будто не какой-то трижды судимый дебил Петя Задуйветер, а он, подполковник внутренней службы Смирнов, выколол у себя на лбу крамольные слова «Раб КПСС».– Мы это дело пресекаем в корне, с кожей такую гадость срезаем!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20