ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Ему шел шестнадцатый год, он вырвался из подчинения, стал строптив, непокладист.
Я отвечала, чтобы сын и невестка набрались терпения, это такой особенный возраст, и я мучилась с Сашей в его шестнадцать лет, но все потом миновало, ушло. Следовало набраться терпения, быть ласковыми, наконец, оторвать что-то от собственных удовольствий во благо сына.
Я обращалась во множественном числе к Саше и Ирине, но имела в виду, конечно, невестку. Как же так, преподает в университете, интеллигентная дама, а сын наверняка заброшен, плывет по течению, - но тут такие годы, такие рифы, - надо поостеречься, для самих же себя поостеречься в конце-то концов, отказаться от приемов в этих посольствах, от новых иностранных фильмов в Доме кино, от гостей, раз требует этого сын.
Следует чем-то пожертвовать, следует и Саше меньше попивать, не думать о самолюбии, почаще бывать с сыном, иначе какой же пример для подражания! Если даже у Саши нелады с женой, надо задуматься - взрослые люди! - у них же еще есть сын! И они за него отвечают.
И вдруг молния. Нет, она не опередила гром, грозные звуки слышались мне всегда. Но молния слепит.
Я открыла конверт, надписанный Сашиной рукой, и ослепла. Одна короткая фраза:
"Мы с Ириной разошлись".
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Я слышу грохот, грохот, чьи-то восклицания, незнакомые тени. Открываю глаза. С трудом прихожу в себя, но узнать никого не могу - одну голоножку. Она стоит позади всех, на пороге купе, солнце исчезло, над головой проводницы светится электрический плафон.
- Вам плохо? - спрашивает меня кто-то, и я вижу лицо женщины в белом халате, который высовывается из-под плаща. - Сердце? - спрашивает она, а сама уже берет мою руку, щупает пульс.
- С чего вы взяли? - медленно говорю я.
- Вы все лежите! - восклицает девочка. - Ничего не едите. Едем вторые сутки...
Здесь еще один, третий. Мужчина в форменной фуражке железнодорожника, наверное, бригадир поезда. Вагон стоит, значит, большая станция.
- Может, вы сойдете? - спрашивает он мягко. - Здесь хорошая больница.
- Ерунда, - отвечаю я, - просто мне надо выспаться, я приняла снотворное.
- Что? Сколько? - криминальным тоном спрашивает врач.
- Не волнуйтесь, - говорю я, - димедрол, две таблетки в течение суток, если они уже прошли.
Врачиха успокаивается, закатывает мне рукав, измеряет давление.
- Низковато, - говорит бригадиру через минуту, - пульс ослаблен, но ничего страшного.
- Жить буду? - спрашиваю я с ехидцей. Они не замечают моей иронии.
- Сколько вам лет?
- Да все со мной, что вы в самом-то деле, - возмущаюсь я, и эти двое приходят, кажется, в себя. Сонливость моя исчезла, я способна реагировать и понимаю, что самое лучшее - выставить их за дверь. - И что за бесцеремонность? - спрашиваю. - Врываетесь без стука, а я никого не вызывала.
Они удаляются, извинившись, приглушенным голосом бригадир что-то ругательное бормочет проводнице:
- Ты, Таня, - бу, бу, бу, бу.
- Таня, - зову я голоножку, понимая, что надо ее выручать, и вижу смущенное, пылающее лицо. Она стоит на порожке и бормочет:
- Извините, я думала...
- Зайди сюда, - велю я, - закрой дверь. - Она слушается. - Думала, померла старуха? Спасибо за заботу.
- Вы извините...
- Да нет, я всерьез. Спасибо. Неужто целые сутки?
- И не едите ничего...
- Закажи мне бульон.
Мне кажется, она входит молниеносно, буквально через пять минут, с большой бульонной чашкой.
- Сейчас я выпью его, - поясняю проводнице - сразу надо было объяснить, не устраивать панику. - И снова усну. А ты не волнуйся. Так бывает...
Я молчу, гляжу в бульон, потом перевожу взгляд на Таню.
- Где ты была? - Она не отвечает. - Раньше?
- Здесь, езжу третий год. - Ее глаза испуганно круглы.
- Нет, - мотаю я головой, - ты не понимаешь. И не понимай. Не надо.
Я плачу, совершенно некстати, не могу совладать с собой, и Таня подсаживается ко мне, гладит, точно маленькую, по плечу.
- Что же случилось? Что?
- Иди, - отвечаю я, не утирая слез. - Иди. Все. Мне лучше.
Ласковая душа, девочка, подросток почти, а сердечко доброе, дай тебе бог счастья.
Я пью бульон, пожалуй, он горячий, но я ощущаю это как-то неопределенно. Раскрываю свой ридикюль, свою волшебную сумочку. Киваю ей:
- Сезам, откройся!
И вынимаю коробочку со снотворным. Говорю громко сама себе:
- Какое счастье, что можно купить два билета, все купе, никого не смущаться. - И точно уговариваю кого-то, выпрашиваю разрешения: - Еще одну!
На этом стендалевский сюжет закончился. Сашино письмо поставило точку. Молодой человек - здесь девица! - бьется за место под солнцем, применяет все приемы - законные и запрещенные, где надо, бьет в под дых, и все это в изящной упаковке: работа, новые цели, смысл жизни!
Первое, что я воскликнула, прочитав единственную Сашину строчку на большом белом листе:
- Как же Игорь?
Глупый вопрос: или с отцом, или с матерью, третьего не дано - так мне казалось в ту наивную пору, нет, плохо я знала еще свою невестку, плохо.
Через несколько дней прилетел Саша. Я плакала, целуя его, он уговаривал успокоиться. Вечером, когда Аля уснула, я вскипятила чайник, и мы начали тягостный разговор. Тягостным он был потому, что Саша поначалу отмалчивался и мне приходилось клещами вытаскивать из него слова. Казалось, он сам ошарашен, не готов, не ожидал. Я спросила его об этом.
- Что ты! - воскликнул он. - Через месяц после нашего переезда знал: кончится этим.
- Именно через месяц?
- Таинственный доброхот сунул мне в стол записку, отпечатанную на машинке.
Он умолк, я подтолкнула:
- Что в записке?
- Цена бумаге, которую дал Рыжов для обмена.
- Была цена? - удивилась я.
- Еще какая! - усмехнулся Саша и, помолчав, поколебавшись, назвал ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
Я отвечала, чтобы сын и невестка набрались терпения, это такой особенный возраст, и я мучилась с Сашей в его шестнадцать лет, но все потом миновало, ушло. Следовало набраться терпения, быть ласковыми, наконец, оторвать что-то от собственных удовольствий во благо сына.
Я обращалась во множественном числе к Саше и Ирине, но имела в виду, конечно, невестку. Как же так, преподает в университете, интеллигентная дама, а сын наверняка заброшен, плывет по течению, - но тут такие годы, такие рифы, - надо поостеречься, для самих же себя поостеречься в конце-то концов, отказаться от приемов в этих посольствах, от новых иностранных фильмов в Доме кино, от гостей, раз требует этого сын.
Следует чем-то пожертвовать, следует и Саше меньше попивать, не думать о самолюбии, почаще бывать с сыном, иначе какой же пример для подражания! Если даже у Саши нелады с женой, надо задуматься - взрослые люди! - у них же еще есть сын! И они за него отвечают.
И вдруг молния. Нет, она не опередила гром, грозные звуки слышались мне всегда. Но молния слепит.
Я открыла конверт, надписанный Сашиной рукой, и ослепла. Одна короткая фраза:
"Мы с Ириной разошлись".
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Я слышу грохот, грохот, чьи-то восклицания, незнакомые тени. Открываю глаза. С трудом прихожу в себя, но узнать никого не могу - одну голоножку. Она стоит позади всех, на пороге купе, солнце исчезло, над головой проводницы светится электрический плафон.
- Вам плохо? - спрашивает меня кто-то, и я вижу лицо женщины в белом халате, который высовывается из-под плаща. - Сердце? - спрашивает она, а сама уже берет мою руку, щупает пульс.
- С чего вы взяли? - медленно говорю я.
- Вы все лежите! - восклицает девочка. - Ничего не едите. Едем вторые сутки...
Здесь еще один, третий. Мужчина в форменной фуражке железнодорожника, наверное, бригадир поезда. Вагон стоит, значит, большая станция.
- Может, вы сойдете? - спрашивает он мягко. - Здесь хорошая больница.
- Ерунда, - отвечаю я, - просто мне надо выспаться, я приняла снотворное.
- Что? Сколько? - криминальным тоном спрашивает врач.
- Не волнуйтесь, - говорю я, - димедрол, две таблетки в течение суток, если они уже прошли.
Врачиха успокаивается, закатывает мне рукав, измеряет давление.
- Низковато, - говорит бригадиру через минуту, - пульс ослаблен, но ничего страшного.
- Жить буду? - спрашиваю я с ехидцей. Они не замечают моей иронии.
- Сколько вам лет?
- Да все со мной, что вы в самом-то деле, - возмущаюсь я, и эти двое приходят, кажется, в себя. Сонливость моя исчезла, я способна реагировать и понимаю, что самое лучшее - выставить их за дверь. - И что за бесцеремонность? - спрашиваю. - Врываетесь без стука, а я никого не вызывала.
Они удаляются, извинившись, приглушенным голосом бригадир что-то ругательное бормочет проводнице:
- Ты, Таня, - бу, бу, бу, бу.
- Таня, - зову я голоножку, понимая, что надо ее выручать, и вижу смущенное, пылающее лицо. Она стоит на порожке и бормочет:
- Извините, я думала...
- Зайди сюда, - велю я, - закрой дверь. - Она слушается. - Думала, померла старуха? Спасибо за заботу.
- Вы извините...
- Да нет, я всерьез. Спасибо. Неужто целые сутки?
- И не едите ничего...
- Закажи мне бульон.
Мне кажется, она входит молниеносно, буквально через пять минут, с большой бульонной чашкой.
- Сейчас я выпью его, - поясняю проводнице - сразу надо было объяснить, не устраивать панику. - И снова усну. А ты не волнуйся. Так бывает...
Я молчу, гляжу в бульон, потом перевожу взгляд на Таню.
- Где ты была? - Она не отвечает. - Раньше?
- Здесь, езжу третий год. - Ее глаза испуганно круглы.
- Нет, - мотаю я головой, - ты не понимаешь. И не понимай. Не надо.
Я плачу, совершенно некстати, не могу совладать с собой, и Таня подсаживается ко мне, гладит, точно маленькую, по плечу.
- Что же случилось? Что?
- Иди, - отвечаю я, не утирая слез. - Иди. Все. Мне лучше.
Ласковая душа, девочка, подросток почти, а сердечко доброе, дай тебе бог счастья.
Я пью бульон, пожалуй, он горячий, но я ощущаю это как-то неопределенно. Раскрываю свой ридикюль, свою волшебную сумочку. Киваю ей:
- Сезам, откройся!
И вынимаю коробочку со снотворным. Говорю громко сама себе:
- Какое счастье, что можно купить два билета, все купе, никого не смущаться. - И точно уговариваю кого-то, выпрашиваю разрешения: - Еще одну!
На этом стендалевский сюжет закончился. Сашино письмо поставило точку. Молодой человек - здесь девица! - бьется за место под солнцем, применяет все приемы - законные и запрещенные, где надо, бьет в под дых, и все это в изящной упаковке: работа, новые цели, смысл жизни!
Первое, что я воскликнула, прочитав единственную Сашину строчку на большом белом листе:
- Как же Игорь?
Глупый вопрос: или с отцом, или с матерью, третьего не дано - так мне казалось в ту наивную пору, нет, плохо я знала еще свою невестку, плохо.
Через несколько дней прилетел Саша. Я плакала, целуя его, он уговаривал успокоиться. Вечером, когда Аля уснула, я вскипятила чайник, и мы начали тягостный разговор. Тягостным он был потому, что Саша поначалу отмалчивался и мне приходилось клещами вытаскивать из него слова. Казалось, он сам ошарашен, не готов, не ожидал. Я спросила его об этом.
- Что ты! - воскликнул он. - Через месяц после нашего переезда знал: кончится этим.
- Именно через месяц?
- Таинственный доброхот сунул мне в стол записку, отпечатанную на машинке.
Он умолк, я подтолкнула:
- Что в записке?
- Цена бумаге, которую дал Рыжов для обмена.
- Была цена? - удивилась я.
- Еще какая! - усмехнулся Саша и, помолчав, поколебавшись, назвал ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190