Расширившись, будто приветствуя Хогрэма, Джуксал метнулся под прикрытие другого валуна. Выставил наружу глазной стебель… и опять практически ничего не смог разглядеть. Будь там самец омало, он уже поднял бы тревогу. Зверь?Сквозь бормотание ветра Джуксал услышал звук, который никакой зверь издавать не мог: СТУК-СТУК-СТУК. Молоток стучал о камень. Стало быть, все же самец и, судя по всему, даже не догадывается, что где-то поблизости от него находится скармерский воин.Джуксал устремился вперед, тихо, как крадущийся к бегунку зосид. * * * Руставели нервно оглянулся через плечо, входя в рубку «Циолковского». Он имел с десяток законных причин, чтобы прийти сюда днем. Ворошилов, как всегда, работал в своей лаборатории в дальнем конце корабля и плевал на весь окружающий мир. И все же Руставели нервничал.— Штирлиц из меня плохой, — пробормотал он по-грузински, прислушиваясь к учащенному биению своего сердца. Лишняя осторожность не помешает — золотое правило преступника. Может, и преступника, но не предателя. Нет, не предателя.Биолог снова оглянулся. Коридор был пуст — из лаборатории доносился еле слышный звон пробирок. Руставели включил радиопередатчик и быстро нашел нужную частоту.— Алло, «Афина», вас вызывает «Циолковский», — тихо проговорил он, держа микрофон у самых губ. — Алло, «Афина»…— «Афина» слушает. На связи Луиза Брэгг, — ее ответ тоже прозвучал едва слышно: Руставели вывел регулятор громкости вниз почти до отказа. Правда, магнитофон автоматически записывал разговор, но думать об этом не было времени. — Ваш вызов незапланированный, «Циолковский». Что случилось?— Флот скармеров пересекает Каньон Йотун, вот что. С ними Олег Лопатин. Он прихватил с собой своего лучшего дружка «Калашникова», а язык, на котором говорит последний, я полагаю, вам известен… Все. Конец связи.Рука его потянулась к выключателю передатчика и… застыла над ним. Индикатор питания погас сам по себе. Руставели заскрипел зубами. Вот же дерьмо, испортился еще раз…И тут из коридора донесся звук шагов. Спустя секунду Ворошилов появился на пороге и застыл, привалившись плечом к косяку.— Глупо, Шота Михайлович, — сказал он, покачав головой.— О чем вы? — спросил Руставели, изо всех сил изображая невинное удивление и все еще надеясь вывернуться. — Проклятое радио опять подложило нам свинью. Отрубилось. Я как раз проверял передатчик…— И для проверки связались с янки, — закончил Ворошилов.Биолог сник.— Мне следовало догадаться, что поломка случилась слишком уж вовремя.— Да, следовало, — согласился химик. — Надеюсь, мне удалось вырубить сеть прежде, чем ты наболтал лишнего, но я не уверен. А ты удивил меня, Шота.— Безмерно рад, — пробормотал Руставели, приходя в себя. — Ты шпионил за мной.С достоинством, несколько необычным для признания подобного обвинения, Ворошилов кивнул.— А это означает, что ты гэбэшник.Ворошилов снова кивнул.— Но ведь вы не станете с кем-либо делиться своим открытием, верно, Шота Михайлович? К чему? Это не относится к делу. Кем бы я ни был, я поступил бы точно так же, застукав вас у передатчика.— Но почему? Вы ненавидите Лопатина… — выпалил Руставели, чувствуя, что вот-вот тронется. С Лопатиным-то все было ясно с самого начала — гэбэшник как гэбэшник, — но Ворошилов?..— Лопатин — свинья, — отчеканил химик. Потом, тщательно подбирая слова, продолжил: — Но он выполняет приказы, полученные не только от полковника Толмасова, но и от всей нашей Родины. Вы не имеете права мешать ему выполнить его миссию.— Нет? А что если его шестипалый корефан начнет палить в американцев? Юрий Иванович, миссис Левитт рисковала собой, перелетая через каньон, чтобы помочь Валере. Неужели я не могу отплатить им хотя бы тем, что предупрежу об опасности?Ворошилов нахмурился. Выглядел он, как всегда, эдаким старательным, незлобливым тихоней. «С мотором пламенным в груди», — подумал Руставели. К сорока годам пора бы и научиться разбираться в людях. Хотя чего уж теперь…— Лопатин и САМ, вполне вероятно, подвергнется опасности, — ответил химик. — Брэгг ушел от ответа, когда его спросили, снабжал ли он минервитян стрелковым оружием. Если бы он прямо сказал «нет», Толмасов, возможно, оставил бы Лопатина здесь. А так ему пришлось сопровождать Фралька.— А как ты думаешь, что сказала бы Катя, если бы узнала, что ты столь доблестно прервал связь? — спросил Руставели. — Как ты считаешь? — До сего момента он никогда не задумывался о том, что у сотрудника КГБ могут быть какие-то чувства, что гэбэшник может любить, страдать… Или, как все нормальные люди, приходить после работы домой к жене и детям и, плюхнувшись в кресло, жалобно сообщать супруге о том, какой тяжелый сегодня выдался денек.Но Ворошилов… Может, он и ОТТУДА, но парень совсем неплохой. И — на этот счет Руставели мог заключить любое пари — действительно любит Катю Захарову. Очень любит.— Не знаю, — ответил химик после долгого молчания. Он был явно расстроен. Затем кивнул на умолкший передатчик — В любом случае, говорить об этом сейчас слишком поздно.Ворошилов круто развернулся и ушел в лабораторию, к своим пробиркам, анализам… » И к магнитофону с секретным переключателем», — про себя добавил Руставели.— Дерьмо! — громко сказал грузин и что есть силы треснул по спинке кресла, но боли не ощутил: оно было обито поролоном. — Дерьмо! * * * Стук, стук, стук. Фрэнк опустился на колени, так, чтобы можно было работать геологическим молотком с большей точностью и аккуратностью. На такой мелкозернистый конгломерат он наткнулся впервые и собирал образцы с особым старанием.Колени мерзли даже в утепленных штанах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116