Он осмотрел все, и под высокой террасой заметил узкую штору.
Лённрот отвел штору: за нею было несколько мраморных ступеней, ведших в п
одвал. Уже догадываясь о вкусах архитектора, Лённрот предположил, что в п
ротивоположной стене подвала будут такие же ступени. Он и впрямь их наше
л, поднялся и, упершись руками в потолок, открыл крышку люка и вышел.
Слабое сияние привело его к окну. Он распахнул окно: желтая круглая луна ч
етко освещала запущенный сад с двумя недействующими фонтанами. Лённрот
обследовал дом. Через прихожие и галереи он выходил в одинаковые патио и
несколько раз оказывался в одном и том же патио. По пыльным лестницам он п
однимался в круглые передние, бесконечно отражался в противостоящих зе
ркалах, без конца открывал или приоткрывал окна, за которыми с разной выс
оты и под разным углом видел все тот же унылый сад; мебель в комнатах покры
вали желтые чехлы, и их тарлатан обволакивала паутина. В одной из спален о
н задержался, в этой спальне в узкой фаянсовой вазе стоял один-единствен
ный цветок; при первом прикосновении сухие лепестки рассыпались пылью. Н
а третьем и последнем этаже дом показался Лённроту беспредельным и все р
азрастающимся. «Дом не так уж велик, Ц подумал он. Ц Это только кажется и
з-за темноты, симметричности, зеркал, запущенности, непривычной обстано
вки, пустынности».
По винтовой лестнице он поднялся на бельведер. Вечерняя луна светила скв
озь ромбы окон Ц они были желтые, красные и зеленые. Лённрот остановился,
пораженный странным, ошеломляющим воспоминанием.
Двое мужчин невысокого роста, но коренастых и свирепых набросились на не
го и обезоружили; третий, очень высокий, церемонно поклонился и сказал:
Ц Вы весьма любезны. Вы сберегли нам одну ночь и один день.
Это был Ред Шарлах. Те двое связали Лённроту руки. Он наконец обрел дар реч
и.
Ц Неужто, Шарлах, это вы ищете Тайное Имя?
Шарлах стоял, не отвечая. Он не участвовал в короткой схватке, только прот
янул руку, чтобы взять револьвер Лённрота. Но вот он заговорил; Лённрот ус
лышал в его голосе усталую удовлетворенность победой, ненависть, безмер
ную как мир, и печаль, не менее огромную, чем ненависть.
Ц Нет, Ц сказал Шарлах. Ц Я ищу нечто более бренное и хрупкое, я ищу Эрик
а Лённрота. Три года тому назад в притоне на Рю-де-Тулон вы лично арестова
ли и засадили в тюрьму моего брата. Мои парни увезли меня после перестрел
ки с полицейской пулей в животе. Девять дней и девять ночей я умирал в этой
безлюдной симметрической вилле; меня сжигала лихорадка, ненавистный дв
улобый Янус, который глядит на закаты и восходы, нагонял на меня ужас во сн
е и наяву. Я возненавидел свое тело, мне чудилось, что два глаза, две руки, дв
а легких Ц это так же чудовищно, как два лица. Один ирландец пытался обрат
ить меня в веру Христову, он твердил мне изречение «гоим»
Неевреев (иврит).

: «все дороги ведут в Рим». Ночью я бредил этой метафорой, я чувствов
ал, что мир Ц это лабиринт, из которого невозможно бежать, потому что все
пути Ц пусть кажется, что они идут на север или на юг, Ц в самом деле ведут
в Рим, а Рим был заодно и квадратной камерой, где умирал мой брат, и виллой «
Трист-ле-Руа». В эти ночи я поклялся богом, который видит двумя лицами, и вс
еми богами лихорадки и зеркал, что сооружу лабиринт вокруг человека, зас
адившего в тюрьму моего брата. Вот я и устроил его, и слажен он крепко: мате
риалом послужили убитый ересиолог, буссоль, секта XVIII века, одно греческое
слово, один нож, ромбы на стене красильни.
Первый элемент ряда был мне подброшен случаем. С несколькими товарищами
(среди них был Даниэль Асеведо) я задумал украсть сапфиры тетрарха. Асеве
до нас предал: на деньги, которые он получил вперед, он напился и на день ра
ньше отправился грабить один. В огромном отеле он заблудился; около двух
ночи забрел в номер Ярмолинского. Тот, мучимый бессонницей: сидел и писал.
Вероятно, он готовил какую-то заметку или статью об Имени Бога; он как раз
написал слова: «Произнесена первая буква Имени». Асеведо приказал ему мо
лчать; Ярмолинский потянулся рукой к звонку, который разбудил бы всех в о
теле; Асеведо нанес ему только один удар ножом Ц в грудь. Это было почти и
нстинктивным движением; пятьдесят лет насилия научили его, что самое лег
кое и надежное Ц это убить… Через десять дней «Идише цайтунг» сообщила,
что в писаниях Ярмолинского вы ищете ключ к гибели Ярмолинского. Я прочи
тал «Историю секты хасидов» и узнал, что благоговейный страх, мешающий п
роизнести Имя Бога, породил учение, что Имя это всесильно и облечено тайн
ой. Я узнал также, что некоторые хасиды в поисках этого Тайного Имени дохо
дили до убийств… Я понял, что, по вашему предположению, раввина убили хаси
ды, и занялся подкреплением этой догадки.
Марк Ярмолинский был убит ночью третьего декабря; Для второго «жертвопр
иношения» я выбрал ночь третьего января. Он погиб в северной части город
а; для второго «жертвоприношения» надо было найти место в восточной. Тре
бовавшейся мне жертвой стал Даниэль Асеведо. Он заслуживал смерти: он бы
л необуздан, он был предатель, его арест мог погубить весь мой план. Его за
колол один из наших; чтобы создать связь между его трупом и предыдущим, я н
аписал над ромбами красильни: «Произнесена вторая буква Имени».
Третье «преступление» произошло третьего февраля. Как и угадал Тревира
нус, это была чистая симуляция. Грифиус-Гинзберг-Гинзбург Ц это я; я пров
ел бесконечную неделю (приклеив редкую фальшивую бородку) в этом разврат
ном вертепе на Рю-де-Тулон, пока меня не похитили мои друзья.
1 2 3 4 5