— Капитан будет о нас беспокоиться.
— Здесь так хорошо и тихо, — сказала Магнолия. — Мне кажется, я с удовольствием построила бы здесь дом. В нем мы могли бы укрыться от всего света.
— Интересная мысль, — согласился герцог. — Только, боюсь, вам это скоро наскучит.
Она задумчиво посмотрела на него и ответила:
— Не наскучит, если вы будете рассказывать мне о своих приключениях и путешествиях.
— К тому времени мы уже дойдем до приключений, о которых я предпочел бы умолчать, — ответил герцог.
— И что же это за приключения? — поинтересовалась Магнолия.
Герцог уже собирался ответить, но тут услышал какой-то шорох у себя за спиной. Он обернулся и с удивлением увидел каких-то оборванцев, которые медленно двигались к ним.
У всех были длинные волосы и не менее длинные усы, а в руках они держали длинные старинные мушкеты.
Герцог вскочил на ноги, Магнолия тоже встала и, когда оборванцы подошли ближе, инстинктивно ухватилась за руку герцога.
Он понимал, что она испугалась, увидев мечи и ножи, торчащие из-за широких кушаков незнакомцев — видимо, у нее они ассоциировались с разбойниками.
Впрочем, он знал, что албанцы — народ воинственный и постоянно воюют друг с другом, так что оружие у них — еще не признак преступных намерений.
Герцог еще не успел пошевелиться, как обнаружил, что их окружили.
Он начал прикидывать, смогут ли они с Магнолией убежать и скрыться в лесу, но в это время самый высокий и самый старший албанец, скорее всего предводитель, на ломаном английском языке спросил:
— Вы владеть большой корабль?
Он показал пальцем по направлению к яхте, и герцог кивнул:
— Да.
Из-под густых усов выползла улыбка:
— Хорошо! Вы идти с нами!
— Зачем? — возразил герцог. — Мы уже возвращаемся на свою яхту.
— Вы идти с нами! — повторил албанец.
Не было ни малейшего сомнения, что он не шутит: его люди подошли вплотную к герцогу, а один даже подтолкнул его в спину мушкетом.
Магнолия вскрикнула; одну руку она вложила в ладонь герцога, а другой ухватилась за его локоть.
— Чего они хотят? Куда они нас ведут? — спросила она.
— Не знаю, — ответил герцог. — Но боюсь, что мы, к сожалению, вынуждены им подчиниться.
Он догадывался о намерениях этих людей и почти не сомневался, что их похищают, чтобы потом потребовать выкуп.
Он очень удивился, когда Магнолия, не отпуская его руки, обратилась к похитителям на греческом:
— Что вы хотите? Куда вы нас ведете? — вполне отчетливо произнесла она.
Те на мгновение замерли, удивленные не меньше герцога, а потом главарь ответил ей что-то на смеси греческого и албанского языков, еще менее разборчивой, чем его английский.
Герцог не понял ни слова, но, когда они двинулись по тропинке, вьющейся среди деревьев, Магнолия сказала:
— Мне кажется, хотя я и не все поняла, что мы — его пленники и он не собирается отпускать нас, пока не переговорит с кем-то… Я не смогла разобрать с кем.
— Спросите его, сколько денег он хочет за нашу свободу, — отрывисто сказал герцог.
Магнолия выполнила его просьбу, но теперь албанцы даже не остановились; главарь, шедший впереди, всего лишь отрицательно покачал головой и отрывисто сказал что-то на своей непонятной смеси языков.
— Им не нужны деньги, — перевела Магнолия, когда он закончил.
— Но в таком случае чего же он хочет? Магнолия передала этот вопрос, и на этот раз ответ был немного длиннее.
— Мне кажется, хотя понять его почти невозможно, — сказала Магнолия герцогу, — что он взял нас в заложники, потому что двух его братьев — я думаю, он имеет в виду членов шайки, — должны повесить в Афинах.
— В Афинах! — воскликнул герцог. — Вы хотите сказать, что они будут держать нас в заточении, пока не обменяют на двух преступников?
— Я уверена, что именно это он и собирается сделать.
— Скажите ему… — начал было герцог, но осекся.
Он безуспешно пытался придумать, чем можно было бы запугать захватчиков, и с опозданием корил себя за то, что поступил так неразумно и, сходя на берег в чужой стране, не взял с собой никакого оружия.
Теперь он вспомнил, что много слышал об албанских разбойниках, и, хотя на страницах газет и журналов они выглядели романтично, герцог понимал, что на деле они могут оказаться свирепыми и кровожадными.
Возможно, это были паликары, которые попортили столько крови Оттону Первому, когда тот стал королем Греции. Впрочем, как бы они ни назывались, герцог понимал, что угодить к ним в плен не только весьма неприятно, но и опасно. Будь он один, он вступил бы с ними в схватку или попробовал бы их перехитрить, но е Магнолией ему оставалось только повиноваться.
Они шли около получаса, пока не вышли к полуразрушенной деревне.
Она стояла у самого подножия горы, и герцог сразу понял, что здесь случилось. Оползень уничтожил половину деревни; уцелевшие дома тоже были повреждены, и поэтому жители перебрались в другое, более безопасное место.
Ни один человек не отважился бы зимовать здесь из-за проливных дождей, наводнений и неизбежных лавин.
Обломки камней больно впивались в ноги, и герцог видел, как страдает Магнолия. Наконец разбойники остановились у высокого дома, разрушенного лишь наполовину: одно его крыло сравнительно неплохо сохранилось.
Открылась тяжелая дверь, и герцога вместе с Магнолией втолкнули внутрь, а потом втащили через еще одну дверь в помещение, представлявшее собой длинную и высокую тюремную камеру без окон.
Там главарь произнес длинную речь. Говоря, он все время смотрел на Магнолию, так как знал, что она понимает его гораздо лучше, чем герцог.
Раз или два она переспрашивала его на своем ломаном греческом, и он нетерпеливо отвечал ей, стремясь поскорее добраться до сути своего выступления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41