По слухам, на полях древних битв и сейчас еще можно было увидеть тени людей, сражающиеся с тенями тотов.
Поднявшись на один из холмов, Миррима и Боринсон услышали вдруг вздохи ветра в долине слева от дороги, далекий шорох, похожий на шум прибоя.
Миррима подумала, что ветер возвещает приближение грозы и сейчас под его натиском начнут качаться и скрипеть деревья.
Но ветер пролетел и затих — словно по лесу проскакал на юг невидимый всадник.
Тогда Боринсон, нарушив многочасовое молчание, прошептал:
— Что это было, по-твоему?
— Призраки?
— Призраки тут есть, — сказал он, — и они уже знают о нас. Но это не то. Мимо пролетело что-то другое.
Миррима сразу же подумала о Темном Победителе, о бешеном урагане, в который он превратился. По словам Биннесмана, он все еще был способен учинить великое зло.
— Если ехать так медленно, — прошептал Боринсон, — мы не доберемся к закату до Фенравена, но если прибавим ходу, мы можем догнать то, что сейчас пролетело.
Миррима закусила губу.
— Поехали быстрей, — шепнула она.
Как раз перед закатом Миррима и заметила какого-то одинокого всадника позади и поняла, что их преследуют.
Скача галопом, они спустились с холма к уже сотому, наверное, по счету болоту. Здесь остановились, дали лошадям несколько минут попастись и, проехав далее еще с полмили, обнаружили, что дорога затоплена.
Лес кончился. Из зловонной воды кое-где торчали серые, похожие на скелеты деревца, но на четверть мили вперед не видно было никакого укрытия. К середине зимы болото, должно быть, превращалось в озеро.
Миррима придержала коня и позволила ему самому выбирать дорогу вброд через болото. Местами встречались заводи, где вода достигала коню до холки. С каждым шагом над растревоженной топью все усиливался запах гнили. Плеск воды под копытами заглушал все остальные звуки. Мирриме, чтобы не промочить припасы, пришлось вскинуть поклажу на плечо. Над головой звенели голодные комары.
Раз она оглянулась на оставленную позади дорогу и вот тут-то увидела на холме всадника.
Таясь поддеревьями, он всматривался в их сторону — темный, сгорбленный силуэт верхом на лошади. В сумеречном свете Миррима не могла разглядеть масть коня. Да и про самого всадника подумала сначала, что он ей мерещится со страху, что это просто игра света и тени среди сплетенных ветвей.
Но, отмахнувшись от комаров и присмотревшись повнимательнее, она убедилась в обратном.
Среди деревьев у дороги прятался человек.
Миррима сглотнула комок в горле. Кто же это — наемный убийца? Или призрак какого-нибудь давно умершего охотника?
Здесь все было возможно. С равным успехом это мог оказаться и одинокий путник, который, заслышав стук копыт сильных лошадей, испугался и решил переждать в укрытии.
Немного поколебавшись, она помахала ему рукой. Но всадник не шелохнулся. Стоял неподвижно, как олень, принюхивающийся к запаху гончих.
— Кому ты машешь? — прошипел Боринсон.
— Там, поддеревьями, человек, — сказала Миррима.
— Ты уверена, что это человек?
Она вдруг вспомнила, что в последние полмили не видела на дороге свежих следов. И не чуяла запаха конского пота. Стало быть, навстречу им этот всадник ехать никак не мог.
Если он не скакал через болото без дороги — а поступить так мог только сумасшедший, — значит, он ехал за ними.
Догнать же их сумел бы только человек на сильной лошади.
На сильных лошадях ездили убийцы из Муйатина.
Миррима остановила коня, повернулась и, не обращая внимания на комаров, открыто уставилась на всадника. Тот наконец зашевелился, развернул лошадь и поскакал в обратную сторону, на север. Вскоре он скрылся из виду.
Топота копыт при этом слышно не было.
— Человек, — шепнул Боринсон. — Не знаю только, живой или мертвый.
«Призрак, — решила Миррима, — которого мы не интересуем. Хотя еще светло, он может вернуться, когда стемнеет».
Сердце у нее забилось сильнее. Она вдруг вспомнила, что ей рассказывали про муйаттинских убийц — они обвязывают копыта своих коней овечьей шерстью, чтобы передвигаться бесшумно.
— Призрака можно отпугнуть водой и холодным железом, — тихо сказал Боринсон. — Но если этот парень живой, ему хватит и холодного железа.
Миррима порылась в сумке, достала железный наконечник копья. И, как показывал ей Хосвелл, привернула его на один из концов своего стального лука. Затем пришпорила коня.
Еще пять миль они пробирались по зловонному болоту. Затем оно кончилось. К тому времени уже стемнело. И ехать верхом стало опасно, ибо дорогу тут и там пересекали огромные древесные корни, о которые спотыкались лошади.
Небо было затянуто облаками. Боринсон решил остановиться ненадолго и подождать восхода луны.
Они доскакали до рощи на холме, где корней попадалось особенно много, и там свернули с дороги. В темноте под деревьями спешились. За последние два часа лошадей они не кормили, и конь Мирримы, нагнув голову, принялся в поисках травы обнюхивать заплесневелую листву под ногами. Потом вдруг испуганно заржал.
— Тихо, — шепнула Миррима. Обученный жеребец, имевший еще и дары ума, повиновался. Замер, как статуя, не реагируя даже на комаров, облепивших его крестец.
Потянулись долгие минуты ожидания.
Молчание мучило Мирриму, ей хотелось говорить с мужем. От нечего делать она уставилась в небо. В тот же миг по нему пронеслись три падающие звезды. Одна оказалась болидом, и за ней тянулся светящийся хвост. Такое Мирриме приходилось видеть нечасто.
В ночи не слышалось ни пения сверчков, ни кваканья лягушек. В лесу стояла абсолютная тишина.
И вдруг послышался жуткий стон, в котором не было ничего человеческого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144