Каменные быки упрямо бредут против течения, опустив морды в воду. Ярмо пены кипит вокруг блестящих шей.
Броневые решетки моста встают километровым гулом. Скрещенные балки бьют в глаза светом и тенью.
Мы пересекаем Волгу.
Революция идет на Восток с тем, чтобы прийти на Запад. Никакая сила в мире не может ее остановить. Она придет на Запад.
Саратов - Уфа.
Дорога ландышей и соловьев. Соловьи не боятся поезда. Они звучат всю ночь. Терпкое, стеклянное щелканье булькает в глиняном горлышке ночи. Ночь до краев наполнена ледяной росой.
Дети продают на станциях ландыши. Всюду пахнет ландышами.
Телеграфный столб плывет тоненькой веточкой ландыша.
Маленькая луна белеет в зеленом небе горошиной ландыша.
Мы пересекаем Урал. Слева - лес, справа - откос. Откос в кустарнике.
Слева - купе, справа - коридор. Это - международный. Зеленые каракули несутся в окнах коридора.
Пассажиры выскакивают в коридор. В подошвы бьет линолеум. Пол пружинит, как трамплин.
В каждом окне - силуэт.
Пассажиры оторвались от дел. Дела были разные. Американцы играли в покер. Немец перекладывал масло из бумажки в жестянку из-под какао. Советский инженер близоруко склонился над чертежами. Корреспондент "Экономической жизни", поэт, читал стенограмму:
"В истории государств, в истории стран, в истории армий бывали случаи, когда имелись все возможности для успеха, для победы, но они, эти возможности, оставались втуне, так как руководители не замечали этих возможностей, не умели воспользоваться ими, и армии терпели поражение.
Есть ли у нас все возможности, необходимые для выполнения контрольных цифр
на 1931 год?
Да, такие возможности у нас имеются.
В чем состоят эти возможности, что требуется для того, чтобы эти возможности существовали в реальности?
Прежде всего требуются достаточные природные богатства в стране: железная руда, уголь, нефть, хлеб, хлопок..."
Поэт ногтем подчеркнул железную руду.
"Есть ли они у нас? Есть. Есть больше, чем в любой другой стране. Взять хотя бы Урал, который представляет такую комбинацию богатств, какой нельзя найти ни в одной стране. Руда, уголь, нефть, хлеб - чего только нет на Урале!.."
Мы пересекаем Урал.
Мелькая в окнах слева направо, пролетает, крутясь, обелиск "Европа Азия". Он выбелен и облуплен. Он сплошь покрыт прописями, как провинциальный адрес. Бессмысленный столб. Он остался позади. Значит, мы в Азии? Смешно. Бешеным темпом мы движемся на Восток и несем с собой революцию. Никогда больше не будем мы Азией.
"Задержать темпы - это значит отстать. А отсталых бьют. Но мы не хотим оказаться битыми. Нет, не хотим! История старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все - за отсталость. За отсталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную. Били потому, что это было доходно и сходило безнаказанно..."
"Вот почему нельзя нам больше отставать..."
Поезд летел.
Феня стеснялась выходить на станциях. Она смотрела в окно.
Горы становились темнее, воздух - скалистее.
Железнодорожная будка или шкаф трансформатора. Черное с красным. Она прилипла к скале бруском магнита. Над ней - узкоперая стрела уральской ели.
Черное с красным - цвет штурма, тревожная этикетка на ящике тротила.
Поезд выходит из дула туннеля, как шомпол. Он извлекает из горы тухлую струю минерального воздуха.
Когда поезд входил в туннель - окна закрыли. Стекла, превращенные темнотой в каменноугольные зеркала, вздвоенно отразили загоревшееся электричество.
Но зато как ярок после этого стал мир!
На станции, среди гор, девочка продавала желтые цветы.
Феня смотрела на нее из окошка сверху вниз и кричала:
- Иди сюда, девочка! Иди сюда!
Но девочка не слышала, бежала вдоль вагонов. Она прижимала цветы растопыренными пальцами к животу, как утят.
- Вот глупая!
Из почтового вагона выбрасывали на кремнистую землю компактные пачки газет, посылки, мешки писем.
Стояла выгруженная рухлядь: старый кухонный стол, разобранная деревянная кровать, - связанная спинка к спинке, - стул, табурет, прожженный древесными угольями.
- Клопов своих перевозят!
Это сказала девушка Лизочка, проводник вагона, в кондукторской спецовке, в толстых серых чулках на толстых ногах, с зеленым, сильно выгоревшим флагом в руке.
Она подружилась с Феней, жалела ее и носила кипяток.
Под окнами международного прошел мальчик. Он остановился и долго читал, задрав голову, пыльную медную надпись.
- Спальный вагон прямого сообщения, - сказал он, - а они не спят.
Был день.
Удивленный мальчик пошел дальше, кидая камешки в колеса вагонов. Из окна на него смотрели иностранцы в шляпах. На столиках перед окнами в стаканах были бело-зеленые пучки ландыша. Стаканы - в серебряных подстаканниках. Сухарики
в пергаментной бумаге. И тяжелые медные пепельницы, полные прекрасных окурков.
Феня ехала в жестком из-под Киева, через Москву. В Москве пришлось перебираться с Брянского на Казанский. Огромное расстояние!
На уровне изрядно вздутого живота она впихивала мешок на площадку трамвая.
Ее толкали локтями. Ее подсаживали, ругали, жалели, жали.
Она утирала пожелтевший пятнистый нос уголышком шали. Утирая нос, она осторожно отставляла плохо сгибающийся, набрякший безымянный палец с серебряным кольцом.
В горячем кулаке она зажала платочек с завязанными деньгами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14