так некоторым обязательно нужно плотно поесть перед сном); уже третий звонок, началось, благородные режутся остротами, но на сцене — не благородные, и поэтому приходится их останавливать, останавливают, и… — уже твой выход — вперед, давай же, давай! Ты выходишь (нужно играть влюбленную рассеянность — «ха-ха три раза!»), говоришь необходимое, но мысли, мысли-то — продажные хомячки в колесе на Птичьем рынке — об одном, об одном и том же— Ты по любви тоскуешь? — Нет. — Ты любишь? — Да, и томлюсь тоскою по любви. — О, эта кроткая на вид любовь!..— как же ты устал — от жизни, от Дара, от самого себя. Мысли, мысли, мысли… Они мешают, они чертовски мешают — но не думать невозможно, ты уже проверял, не думать можно только во сне, но заснуть… — попробуйте-ка заснуть! …А она, как она сегодня смотрела. Участливо, но вместе с тем и твердо. И разговаривала, словно ничего не случилось, хотя в словах ты и слышал полуприкрытую заботу. Но — заботу о том, кого поневоле приручила. Не более. И зачем тебе такая доброта? Она невыносима, потому что разрушает возможные иллюзии, выстроенные за ночь сознанием; возрожденные в экспресс-реанимации надежды, что не все еще потеряно, что на самом-то деле… — вот твое «на самом-то деле», получи!— Какое зло мы добротой творим! С меня и собственной тоски довольно, а ты участьем делаешь мне больно.— Осторожнее! Не дай ей понять, что в твоих репликах есть что-то еще кроме игры!— Любовь нежна? Она груба и зла, и колется, и жжется, как терновник— не уколи ее, не уколи ее случайно. Ты сейчас опасен, ты сегодня (и — отныне; навсегда) смертельно ядовитый скорпион, василиск, одним взглядом способный отравить, умертвить, ужалить — не со зла, а защищаясь от тобой же придуманного фантома. Ты опасен, но только для нее. Так что же, в чем дело? — уйди, тебе ведь предлагают работу — интересную роль, хорошие деньги — в другом театре. И еще — в новом фильме. Ты нужен многим (но не ей) — но многим! Что же, уйди. Так будет легче тебе и— Куда уйду я, если сердце здесь? Вращайся вкруг планеты, бедный спутник!— между прочим, так будет легче ей. Это главное. Поверь, ей ведь тоже— Спокойной ночи! Я тебе желаю такого же пленительного сна, как светлый мир, которым я полна.— нелегко. «В ответе за тех, кого приручили…» Да! Решено. Завтра же— как оставить мне тебя так скоро?— позвонить, сказать, что согласен на их условия. На любые условия. В конце концов— Я первая клялась и сожалею, что дело в прошлом, а не впереди.— главное для тебя теперь — окончательно расправиться с надеждой. Вот— Ты б эту клятву взять назад хотела?— главный враг. Самый сильный, почти непобедимый. Казалось бы, она дала понять, что— Да, для того, чтоб дать ее опять. Мне не подвластно то, чем я владею. Моя любовь без дна, а доброта — как ширь морская. Чем я больше трачу, тем становлюсь безбрежней и богаче.— она— Я все добро сложу к твоим ногам и за тобой последую повсюду.— не любит тебя. Не любит, черт побери! Запомни это, запомни наконец! Эти слова должны — должны!!! — освободить— Ты как ручная птичка щеголихи, прикованная ниткою к руке.— тебя. Освободить наконец, освободить! Ведь и ей ты— Приди же, ночь! Приди, приди, Ромео, мой день, мой снег,— в тягость. Ей неприятно — неловко— светящийся во тьме, как иней на вороньем оперенье! Приди, святая, любящая ночь! Приди и приведи ко мне Ромео!— находиться рядом с тобой, видеть твои глаза — хоть ты и скрываешь, что должно скрывать. А жалость жалит сильнее, чем безразличие.— Бедный муж, где доброе тебе услышать слово, когда его не скажет и жена на третьем часе брака?— Нужно разорвать замкнутый круг. Время вылакает воспоминания из миски твоей памяти, вылижет насухо, и скоро ты нальешь туда новую похлебку. Спасение в том, чтобы не видеть ее. Только в этом— Вне стен Вероны жизни нет нигде, но только ад, чистилище и пытки.— спасение. Скорее бы добраться— Из жизни выслать, смерти ли обречь — я никакой тут разницы не вижу.— до телефона. Набрать номер (кстати, записная книжка с тобой?), набрать номер— Когда ты мне об этом говоришь, ты мне топор вручаешь на подносе, чтоб мне с улыбкой голову срубить.— набрать номер и согласиться. Да, мол, приезжаю завтра же. Нет, сегодня. Нет— Молчи о том, чего не понимаешь!— нет, не сможешь. Оставить ее выше— удалиться, чтобы жить, или остаться и проститься с жизнью— твоих сил! Ты — да прекратите же наконец спектакль, замолчите же!!! — ты разрываешься между ролью и неролью, которая тоже роль и требует игры, требует притворства, требует улыбки на лице — «я улыбаться мог одним лишь ртом, а тайный взгляд, когда он зол и горек, умел скрывать…» — и улыбаешься. Но уехать… Хорошо, положим— Природа слабодушна и рыдает, но разум тверд, и разум побеждает.— ты уедешь. На неделю, на месяц, на год. На жизнь, в конце концов. Но сны — куда ты денешься от снов? Скажи пожалуйста, куда ты спрячешься от снов, в которых вы вместе — смеетесь, и ты целуешь ее волосы и мягкие теплые ладони с прохладными подушечками пальцев, — куда— Когда я вправе доверяться сну, он обещает мне большую радость.— скажи на милость, куда— Я видел сон. Ко мне жена явилась, а я был мертв и, мертвый, наблюдал. И вдруг от жарких губ ее я ожил и был провозглашен царем земли.— куда ты сбежишь от снов?! Неужели существует такое благодатное место, где ты не будешь просыпаться в радости, чтобы через мгновение понять: на самом деле все по-другому. Нет, такого места не существует. Поэтому поклонись зрителям (тебе хлопают, слышишь?), поклонись и отправляйся-ка в гримерку, вытащи из кармана куртки записную книжку и иди звонить. Бывают спектакли, которые можно сыграть только один раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50