Мое любимое место — так изуродовать! Что ж ты творишь, негодный!..»— И правда, — бросает вдруг Избавитель, — что ж ты, килларг? Уважь слушателей. Давай-ка поподробнее, в красках, в звуках — чтоб мы хотя бы в воображении своем перенеслись в тот день.— Как прикажешь, — кланяется килларг, пряча печаль за бравадой. — «И бились они три дня и три ночи…»— Вот это совсем другое дело! — хмыкает Избавитель. И тихо бормочет себе под нос, когда никто уже не слышит: — Совсем… совсем другое… * * * Кхарги-звери обалдело мотали головами и оживленно переговаривались между собой на языке жестов и запахов. Они непременно хотели… Рокх так и не разобрал толком, чего именно. То ли выдрать драконьи когти, то ли вообще голову целиком отрезать и взять в Гунархтор, чтобы потом сделать из нее чучело; то ли просто намеревались пустить эту тушу на мясо, чтобы было чем питаться на обратном пути.В конце концов он отмахнулся: что хотите, то и делайте! — и подошел к мертвому белому дракону, чьим костям в скором времени предстояло красоваться рядом с костями его былых жертв.Присел на чей-то обглоданный череп, дернул плечами. «Почему?! Почему так получилось?!» По всему, этого не должно было произойти. Рокх успел спуститься к подножию горы; он загодя заметил приближающегося белого и привычно рухнул в густые заросли, точно зная, что его-то дракон не увидит.Зато сам он видел чудовище очень хорошо. Смотрел и удивлялся: никогда раньше дракон не прилетал без добычи, тем более — в столь плачевном состоянии. Наверняка одно и другое было связано — но как? Напоролся на достойного противника? Или причина — какой-нибудь случайный обвал в горах? Вряд ли Рокх когда-нибудь узнает…Он чуть отстраненно глядел на темные кровоподтеки на некогда белоснежной чешуе дракона, на неестественно вывернутую правую переднюю лапу и печалился, удивляясь самому себе. Надо бы наоборот, радоваться, ведь сейчас чудовище вернется в свое жилище, увидит, что там побывал вор, и тогда…Все произошло именно так, как предвидел Рокх. За исключением того, что случилось после.Дракон влетел в пещеру — и некоторое время, показавшееся Рокху очень долгим, чудовища не было ни видно, ни слышно. Клеточник замер, боясь пошевелиться, даже не дышал, чтобы не спугнуть мотылька удачи. Только сейчас он заметил, что хвост его змеится взбешенным удавом, хлеща по ногам, — таким образом тело сбрасывало нервное напряжение.Вдруг — пронзительный трубный крик! — и из пещеры вылетел белый дракон. Он взмыл к небесам, не прекращая кричать-стонать от отчаяния, а потом сложил крылья и камнем рухнул вниз. * * * И бились они три дня и три ночи, и сперва стал одолевать дракон Клеточника, ибо был свирепее и сильнее. Но вот силы чудовища начали понемногу иссякать, Клеточник же, подпитываемый мощью волшебного меча Рассекающего, неустанно рубил противника. И наконец… * * * …он упал — совсем рядом с Рокхом: перепонка крыла легла в двух пальцах от кхаргового носа.Тяжелый удар, невыносимо резкий треск костей — и воцарилась неестественно глубокая тишина.Воцарилась, чтобы через мгновение взорваться диким воплем.Рокх закрыл лапами ушные отверстия и скорчился, словно надеялся вновь попасть в тот, прежний мир, скорлупу которого он столь поспешно когда-то разломал. Казалось, стонало от скорби само мироздание: земля, и горы, и небо, и каждый листок, каждая тварь живая…Потом все прошло.И он вспомнил — впервые вспомнил, что случилось, когда тот, другой, отпихнул его в драконовой пещере — там, наверху. Там, где лежал сейчас, обезглавленный, черный дракон.Вспомнил, как тело, подчиняясь его приказу, обнажило меч — и как вспыхнула во тьме пещеры бледно-голубая полоска волшебного клинка. Увы, вопреки затаенной надежде настоящего Рокха, отодвинутого сейчас на задворки сознания, свет не ослепил другого.А лезвие меча, который впоследствии нарекут Арреваном, уже вкрадчиво завело свою песнь, предвкушая поживу.Они подошли ближе: другой, Рокх и меч.Дракон тихонько вздохнул во сне.Со свистом рассекая воздух, клинок опустился на его шею — и перерубил ее с первого же удара, словно сухую тростинку.И вот тогда-то мир закричал в первый раз.Но другой не обратил на это никакого внимания; вытерев меч о мягкую перепонку драконового крыла, он вложил клинок в ножны и шагнул к выходу из пещеры — чтобы уступить Рокху управление телом. А Клеточник не стал возвращаться и проверять, что осталось за спиной, он поспешил начать спуск.Ну что же, память, кажется, догнала его здесь, у подножия горы. И рвала на части, и заставляла выть диким ящером — и отпустила лишь когда на крик сбежались кхарги-звери. Того, как корчился в муках мир, они не слышали — в отличие от воплей Клеточника.Теперь же, убедившись, что с господином все в порядке, суетились возле драконьей туши и о чем-то оживленно спорили.«Так почему же он убил себя?» — в который раз вопрошал Рокх. Мир молчал, постепенно поправляясь после двух тяжелейших потрясений. Одноокий тоже молчал, не желая делать поблажек своему созданию.И уж тем более ни мир, ни Одноокий не торопились подтвердить, правда ли то, что примерещилось Рокху тогда в пещере, когда он глядел на все из-за плеча другого.Черный дракон лежал на груде палой преющей листвы. И когда, обезглавленный, он вздрогнул в последний раз, Рокху показалось, что из-под опавшего бока чудовища выглянули на миг две гладких поверхности.Два насиживаемых самкой яйца. Черное и белое.Но нет, наверное, это всего лишь игра теней, обман зрения, которое в тот момент даже и не принадлежало Рокху.…К тому же он так и не решил для себя, чего хотел больше: чтобы увиденное оказалось правдой или иллюзией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77