Все равны.
Иллеар вежливо улыбнулся.
— Разумеется, госпожа. Мы рады, что удостоились чести…
— Слышал ли ты меня, паломник?! Чести удостаивается каждый, и не от моей милости это зависит. Я — лишь уста небес.
«Охранитель всеблагий, даруй мне терпение! Много терпения!»
Продолжая улыбаться, Иллеар внимательнее взглянул на иб-Барахью. Молоденькая, не старше двадцати весен. Стройная. Черноокая. Одета неброско, но и не бедно. Пожалуй, ростом чуть выше, чем следует; губки полноваты, зато шея — изящна, кожа сияет неимоверной, манящей белизной, кудри… талия… ножки…
«Охранитель милосердный! О чем я сейчас думаю?!»
— Прости, иб-Барахья. Чужой дом — чужие законы. Не всегда легко понять их и привыкнуть к ним.
— Все так, шулдар. Однако это ты пришел ко мне за советом. Даже не веря в мою силу — пришел. Ты готов заплатить назначенную цену?
Ни сомнения, ни досады:
— Готов, иб-Барахья.
— Тогда скажи — чего хочешь, о чем просишь?
Иллеар пристально посмотрел ей в глаза. Так, как умел это делать, когда хотел смутить собеседника, подавить его своей волей. Иллеар знал за собой такую способность — и пользовался ею в последние годы все чаще.
— Ты ведь сама знаешь, иб-Барахья.
— Разумеется, знаю. Но таков ритуал. Просьбу должно огласить. Договор между небом и землей не заключают впопыхах, шулдар.
«Показалось, или голос ее чуть дрогнул?»
— И снова ты права, а я — нет. Ну что же, вот моя просьба: желаю знать, чем обернется для Тайнангина следующий год. Знаю, что иншгурранцы вот-вот заключат договор с трюньильцами, да будут прокляты и те, и другие! Знаю, что южные кочевники только и ждут удобного часа, дабы потревожить наши рубежи. 'Знаю, что между Мертвыми Песками и Западной Стеной неспокойно. — Он позволил себе криво усмехнуться: — Знаю, ибо проверил на собственной шкуре. Однако, — продолжал Иллеар, — я желаю знать, принесет ли мне удачу военный поход на перевалы, которые связывают Тайнангин с Иншгуррой и Трюньилом. Дома я намерен оставить достаточно сил, чтобы сдержать прочих врагов. Но перевалы… я не уверен, пройдем ли мы их без потерь. И что нас ждет по ту сторону Сломанного Хребта?
— Не о том спрашиваешь, шулдар, — бесстрастно произнесла иб-Барахья. — Идти за Хребет тебе нужно было два года назад. Год назад. Полгода назад. Не сейчас. Твои враги перестали хватать друг друга за глотку. Поздно, шулдар! Спроси о другом: когда люди с Востока перейдут перевалы Хребта и обрушатся на города Тайнангина — выстоят ли твои войска? смогут ли отбросить захребетников назад? хватит ли им сил и мужества, упорства и мастерства? Спроси об этом, шулдар — и я стану искать для тебя ответ, как должно, у ветров и у пустыни. Так что же, — молвила она, повысив голос, — ты спрашиваешь, Иллеар Шестой по прозвищу Кровавый Садовник, сын Су-Л'эр Воинственной, отец Ай-Кинра? Ты спрашиваешь?
Ни сомнения, ни досады, ни боли в голосе:
— Спрашиваю, иб-Барахья.
— Да будет так, — сказала она, и Иллеару Шестому (Кровавому Садовнику… давно уже никто не осмеливался так его называть!) почудилось, что в голосе ее звучит то ли облегчение, то ли обреченность. — Да будет так, — повторила она. — Я, Иллэйса иб-Барахья, Уста небес, принимаю твою просьбу и клянусь дать нелживый ответ, каким бы он ни был. Руку!
И когда Иллеар Шестой («Кровавый!..») протянул ей руку, Иллэйса иб-Барахья шагнула вперед и пожала ее своей узкой, но неожиданно сильной ладошкой. Так они замерли на миг. Нарочно или нет, но провидица подошла слишком близко, намного ближе, чем требовалось: он ощущал ее дыхание на своей шее, слышал шорох одежд, кожа ее была на ощупь мягкой, нежной, он видел, как бьется жилка на виске, как плавно, подобно крыльям бабочки, вздрагивают ресницы… он почувствовал, как что-то вспыхивает, раскрывается в нем подобно цветку, это было сродни ощущению, которое иногда возникало во время молитвы: радость, восторг, упоение… он представил себе, как вот прямо сейчас коснется губами ее губ, пальцами приласкает бугорок соска, медленно, наслаждаясь каждым движением, разденет ее… и она, представлял Иллеар, стояла бы посреди залы, на цветастых коврах из далеких стран, — затаив дыхание, глядя вызывающе, оценивающе, и тело ее напряглось бы в ожидании, и вот эта самая ладошка легла бы в его ладонь, пальцы переплелись бы, и переплелись бы тела, и ее ладная ножка у него на бедре, и горячее дыхание у самого уха: «Дальше, шулдар! Дальше!..»
Потом Иллеар так и не смог вспомнить, кто же первым отступил, кто первым разорвал это рукопожатие.
— Иди, шулдар, — сказала иб-Барахья, не глядя ему в глаза. Но твердо. — Что до цены — когда настанет время, я приду за ней.
Иллеар поклонился, чувствуя, как бьется где-то под горлом взбунтовавшееся сердце, как перехватывает дыхание и стучит в висках кровь.
Такого не случалось с ним давно, очень давно. Он уже и забыл, как это бывает.
«Бывает, бывает… Но не со всяким. Иному не повезет. А иной и пройдет мимо, не заметит…»
Он заставил себя выпрямиться и вышел прочь. Не оглядываясь, ступая размеренно и не спеша.
Хотя знал, что иб-Барахья смотрит ему вслед.
Покинув залу, Иллеар и мастер битв отправились на первый этаж, в гостевые покои. Какое-то время ал-Леад молчал, потом решился.
— Государь… Государь, все переменилось. Мы не знаем, какую цену она запросит. И… я ошибался, мой шулдар. Она очень опасна, эта иб-Барахья. Нам не следовало сюда ехать.
— Мы уже здесь, — не оборачиваясь, проронил Иллеар, — твой сын ранен, а я задал вопрос. И заплачу цену, которую она запросит.
— Любую?
— Договор заключен, доблестный ал-Леад. И слово шулдара по-прежнему что-то да значит. Даже здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18